IPSISSIMUS
Administrator
Регистрация:19 Апр 2013
Сообщения:39.263
Реакции:1.364
Баллы:113
Каждая женщина воплощает в себе пракрити. Следовательно, ее следует рассматривать также отстраненно (или с таким же обожанием), как и тогда, когда созерцают непостижимую тайну природы, ее способность к бесконечному созиданию. Ритуальная нагота йогини имеет внутреннюю символическую ценность: если в объятиях обнаженной женщины адепт не испытывает в глубине души тех же потрясающих чувств, которые он переживает при виде космической мистерии, то здесь нет ритуала, а только обыкновенное совокупление, со всеми уже знакомыми нам последствиями (усиление кармической цепи и т. д.). Вторая ступень состоит в трансформации женщины-пракрити в инкарнацию Шакти: она становится богиней, а йогин должен воплотить в себе бога. Тантрическая иконография божественных пар (яб-юм по-тибетски, т. е. «отец-мать») бесчисленных будд в объятиях их Шакти выражает идеальную модель майтхуны. Следует отметить неподвижное положение бога- вся активность исходит от Шакти. (В контексте классической йоги статичный Пуруша созерцает креативную деятельность пракрити.) Как и в случае хатха-йоги, в тантризме эта неподвижность, одновременно реализуемая на трех уровнях «движения» - мышления, дыхания, семяизвержения, - являет собой высшую цель садханы. Мы снова встречаемся здесь с имитацией божественной модели, будь то Будды, Шивы или просто чистого Духа, неподвижного и безмятежного посреди развертывания космической драмы. Майтхуна служит прежде всего для того, чтобы сделать дыхание ритмичным, а концентрацию устойчивой- в этом случае она заменяет пранаяму и дхарану, или, точнее говоря, выступает как их «опора». Йогини - это девушка, которую проинструктировал гуру и чье тело было освящено (адхиштхита) ньясами. Сексуальный союз оказывается ритуальным соединением, в котором человеческая пара становится парой божественной. «Подготовленный к исполнению майтхуны с помощью медитации и обрядов, делающих ее возможной и успешной, он (т. е. йогин) созерцает йогини - свою подругу и возлюбленную, носящую имя Бхагавати - как заместительницу и самую сущность Тары, чистого источника блаженства и покоя. Его возлюбленная воплощает всю женскую природу, она есть мать, сестра, жена, дочь- в ее голосе, просящем любви, ему слышится голос Бхагавати, взывающей к Ваджрадхаре, Ваджрасаттве. В этом и заключается - как для шиваитов, так и для буддийских тантрических школ - путь спасения, бодхи». Кроме того, женщина, избираемая для ритуала майтхуны, совсем не является обычной женщиной для оргий. Панчакрама описывает традиционный обряд: «Мудра, жена йогина, выбранная согласно установленным правилам, предложенная гуру и освященная им, должна быть юной, прекрасной и умной: с нею ученик исполнит церемонию, скрупулезно воплощая полученную шикшу (знание): ибо, если спасение невозможно без любви (стривьяти-ракена), то простого телесного соединения недостаточно для обретения спасения. Практика парамит, цель крия-йоги, не должна быть отделена от этого- пусть садхака любит мудру в соответствии с правилами»2. Пранаяма и дхарана представляют собой только средства, с помощью которых ученик, если верить «Дохакоше», во время майтхуны достигает «неподвижности» и остановки деятельности сознания, «высшего, величайшего блаженства» (парамамахасукха)- это самараса (Шахидулла переводит ее как «идентичность наслаждения», но это скорее «единство эмоций», или, еще точнее, парадоксальное, невыразимое переживание открывшегося Единства). «Физиологически» самарасу получают во время майтхуны, когда шукра и раджас остаются без движения. Но, как замечает Шахидулла, «пользуясь мистическим языком «Дохакоши», мы можем объяснить майтхуну, союз лотоса (падмы) и молнии (ваджры) как реализацию состояния пустоты (ваджра - шунья) в сплетении церебральных (мозговых) нервов, т. е. впадме. Можно также понимать «девушку» как пустоту.
В «Чарьях» Баудха Ганы найратма, т. е. состояние не-эго, или шуньи, «пустоты», описывается как девушка низшей касты или как куртизанка». (Хорошо известна роль, которую в тантрических «оргиях» (чакрах) играют девушки низших каст, а также куртизанки. Чем более распутна, порочна женщина, тем она пригоднее для обряда. Домби («прачка», а на тайном языке - найратма) является любимым персонажем всех тантрических авторов (см. «Чарьи» Канхи, у Шахидуллы, с. 111). «Одомби! Ты вся в грязи... Многие зовут тебя безобразной. Но мудрый сжимает тебя в своих объятиях... Одомби! Нет женщины распущенней, чем ты!» (Шахидулла, с. 120). В легендах о 84 махасиддхах, переведенных с тибетского А. Грюнведелем можно часто встретить мотив девушки из низшей касты, которая полна мудрости и обладает магическими силами, которая выходит замуж за царя, может делать золото и т. д. Подобное возвышение женщин низкого социального ранга имеет под собой несколько оснований. Во-первых, это отчасти есть «народная» реакция на ортодоксальные религиозные системы, что также совпадает и с «контрнаступлением» автохтонных элементов на ту идеологию каст и иерархий, которую ввели индоарии. Но это только одна сторона проблемы, причем не самая важная. Куда важнее значение символа «прачка» и «куртизанка» -ведь мы должны принять во внимание тот факт, что, согласно тантрической доктрине тождества противоположностей, «самое благородное и драгоценное» скрыто как раз «в самом низменном и обыденном». (Алхимики Запада имели в виду то же самое, когда утверждали, что materia prima, тождественная lapis philosophorum, т. е. «философскому камню», присутствовала везде, в том числе и в низшей форме, vili figura.) Aвторы «Чарьев» смотрели на домби как на представительниц «пустоты», т. е. как на бескачественную и невыразимую Grund, ибо только «прачка» была свободна от любого качества и признака - социального, религиозного, этического.) Согласно «Панчакраме», изученной Ла Валле Пуссеном, майтхуна может быть понята как в смысле конкретного действия, так и в смысле внутреннего ритуала, состоящего из мудр, т. е. жестов, телесных поз и отчетливо визуализированных образов. «Для монахов майтхуна есть, в сущности, акт инициации (сампрадая).
По приказу своего гуру они преступают законы целомудрия, которые соблюдали доныне. Такова, как мне кажется, доктрина панчакрамы (III, 40)... Тот, кто не практикует майтхуну в настоящем, но практиковал ее хотя бы раз в своей жизни, во время инициации все равно получает высшую самапатти посредством йоги... Майтхуну не обязательно практиковать реально: ее замещают упражнения внутреннего характера, в которых мудра (йогини) становится интеллектуальной формой, символическим жестом, выражением или искусной физиологической операцией». Тантрические тексты часто подчеркивают идею того, что майтхуна есть прежде всего объединение полярных принципов: «Истинное совокупление - это соитие Парашакти с Атманом- любые другие виды соития - только телесные связи с женщинами» («Куларнава-тантра», V, 111 - 12). «Каливеласа-тантра» (X - XI) описывает этот ритуал, однако оговаривает, что его следует исполнять только с инициированной женой (парастри). Комментатор добавляет, что ритуал панчататтва (ритуал пяти макар, т. е. пяти понятий, начинающихся на «м» - матсья (рыба), манса (мясо), мадъя (алкоголь), мудра и майтхуна) исполняется в своем буквальном смысле лишь низшими кастами (шудрами). Тот же самый текст говорит в другом месте (V), что этот обряд предназначен для кали-юги, т. е. он адаптирован к нынешней космо-исторической эпохе, в которой Дух сокрыт, «погрязнув» в телесном мире. Однако автору этого сочинения хорошо известно, что панчататтва может интерпретироваться и буквально, особенно в магических и неортодоксальных кругах- так, он цитирует «Нигаматантрасару»: «В Гауре и других странах можно обрести сиддхи через пашубхаву» (т. е. через панчататтву, практикуемую физически). Ранее мы уже говорили, что тантристы делятся на два разряда: самайины, верящие в идентичность Шивы и Шакти и пытающиеся пробудить кундалини с помощью духовных упражнений, и каулы, почитающие каулини, т. е. кундалини, и использующие «внешние» ритуалы. Это разделение не вполне валидно, однако не всегда легко быть совершенно уверенным в том, насколько далеко следует буквально понимать тот или иной ритуал: так, мы видели, в каком смысле должно быть истолковано «пьянство», доведенное до степени «падения на землю». Кроме того, грубый и брутальный язык часто используется как ловушка для непосвященного. Знаменитая «Шактисангама-тантра», почти полностью посвященная шатчакрабхеде («проникновению в шесть чакр»), пользуется совершенно «конкретным» лексиконом (до такой степени, что издатель текста, Бенойтош Бхаттачарьяя, принял меры предосторожности, заменив «иксами» сексуальные термины- см.: Shaktisangama-tantra, I: Kalikhanda- II: Tarakhanda.), чтобы описать спиритуалистические упражнения. (См. там же, II, 128 - 31, о пяти макарах- согласно Бхаттачарьяе, эти термины берутся не как «рыба», «мясо», майтхуна и т. д., но как технические понятия, относящиеся к разным медитациям.) На двусмысленности эротического словаря тантрической литературы тоже не стоит заострять особого внимания. Например, подъем чандали через тело йогина часто сравнивается с танцем «прачки» (домби).
«С домби в своей шее» (т. е. ощутив самбхогакаю в районе шейного отдела) йогин «проводит ночь в великом блаженстве». Тем не менее майтхуна зачастую практикуется и как конкретный ритуал. Если осознавать, что этот акт - не профанное, но ритуальное действо, что партнеры больше не человеческие существа, но подобны богам, «не привязанным ни к чему», то уже не обязательно воспринимать совокупление как происходящее на космическом уровне. Тантрические сочинения не раз повторяют высказывание: «Посредством тех же действий, которые заставляют большинство людей гореть в аду тысячи лет, йогин достигает вечного спасения». Это составляет, как мы знаем, краеугольный камень йоги, изложенной Кришной в «Бхагавадгите» (XVIII, 17): «Кто свободен от самости, чей не запятнан разум, тот, даже убив этих людей, не связан, не убивает». И уже в «Брихадараньяке» (V, 14, сказано: «Если знающий это совершает даже много зла, он поглощает все это зло и становится безупречным, чистым, свободным от старости и смерти». Сам Будда, если верить тантрической мифологии, подавал здесь пример: только практикуя майтхуну, он сумел покорить Мару- благодаря той же практике он стал всеведущим, а также обладателем магических сил. Практики в «китайском стиле» (чиначара) рекомендованы во многих буддийских тантрах. «Махачинакрама-тантра» (другое название - «Чиначарасара-тантра») рассказывает, как святой мудрец Васиштха, сын Брахмы, идет искать Вишну в образе Будды, чтобы спросить его о ритуалах богини Тары. «Он вступает в великую страну Китай и видит Будду, окруженного тысячью любовницами, находящимися в эротическом экстазе. Удивление святого сменяется негодованием. «Подобные деяния противоречат Ведам!» - восклицает он. Голос из пустоты поправляет его: «Если бы ты хотел заслужить мою милость, то именно такими практиками в китайском стиле тебе следовало бы почтить меня!» Васиштха приближается к Будде и получает из его уст неожиданный урок: «Женщины - это боги, женщины - жизнь, женщины - украшение. Будь мысленно всегда среди женщин!»
В «Чарьях» Баудха Ганы найратма, т. е. состояние не-эго, или шуньи, «пустоты», описывается как девушка низшей касты или как куртизанка». (Хорошо известна роль, которую в тантрических «оргиях» (чакрах) играют девушки низших каст, а также куртизанки. Чем более распутна, порочна женщина, тем она пригоднее для обряда. Домби («прачка», а на тайном языке - найратма) является любимым персонажем всех тантрических авторов (см. «Чарьи» Канхи, у Шахидуллы, с. 111). «Одомби! Ты вся в грязи... Многие зовут тебя безобразной. Но мудрый сжимает тебя в своих объятиях... Одомби! Нет женщины распущенней, чем ты!» (Шахидулла, с. 120). В легендах о 84 махасиддхах, переведенных с тибетского А. Грюнведелем можно часто встретить мотив девушки из низшей касты, которая полна мудрости и обладает магическими силами, которая выходит замуж за царя, может делать золото и т. д. Подобное возвышение женщин низкого социального ранга имеет под собой несколько оснований. Во-первых, это отчасти есть «народная» реакция на ортодоксальные религиозные системы, что также совпадает и с «контрнаступлением» автохтонных элементов на ту идеологию каст и иерархий, которую ввели индоарии. Но это только одна сторона проблемы, причем не самая важная. Куда важнее значение символа «прачка» и «куртизанка» -ведь мы должны принять во внимание тот факт, что, согласно тантрической доктрине тождества противоположностей, «самое благородное и драгоценное» скрыто как раз «в самом низменном и обыденном». (Алхимики Запада имели в виду то же самое, когда утверждали, что materia prima, тождественная lapis philosophorum, т. е. «философскому камню», присутствовала везде, в том числе и в низшей форме, vili figura.) Aвторы «Чарьев» смотрели на домби как на представительниц «пустоты», т. е. как на бескачественную и невыразимую Grund, ибо только «прачка» была свободна от любого качества и признака - социального, религиозного, этического.) Согласно «Панчакраме», изученной Ла Валле Пуссеном, майтхуна может быть понята как в смысле конкретного действия, так и в смысле внутреннего ритуала, состоящего из мудр, т. е. жестов, телесных поз и отчетливо визуализированных образов. «Для монахов майтхуна есть, в сущности, акт инициации (сампрадая).
По приказу своего гуру они преступают законы целомудрия, которые соблюдали доныне. Такова, как мне кажется, доктрина панчакрамы (III, 40)... Тот, кто не практикует майтхуну в настоящем, но практиковал ее хотя бы раз в своей жизни, во время инициации все равно получает высшую самапатти посредством йоги... Майтхуну не обязательно практиковать реально: ее замещают упражнения внутреннего характера, в которых мудра (йогини) становится интеллектуальной формой, символическим жестом, выражением или искусной физиологической операцией». Тантрические тексты часто подчеркивают идею того, что майтхуна есть прежде всего объединение полярных принципов: «Истинное совокупление - это соитие Парашакти с Атманом- любые другие виды соития - только телесные связи с женщинами» («Куларнава-тантра», V, 111 - 12). «Каливеласа-тантра» (X - XI) описывает этот ритуал, однако оговаривает, что его следует исполнять только с инициированной женой (парастри). Комментатор добавляет, что ритуал панчататтва (ритуал пяти макар, т. е. пяти понятий, начинающихся на «м» - матсья (рыба), манса (мясо), мадъя (алкоголь), мудра и майтхуна) исполняется в своем буквальном смысле лишь низшими кастами (шудрами). Тот же самый текст говорит в другом месте (V), что этот обряд предназначен для кали-юги, т. е. он адаптирован к нынешней космо-исторической эпохе, в которой Дух сокрыт, «погрязнув» в телесном мире. Однако автору этого сочинения хорошо известно, что панчататтва может интерпретироваться и буквально, особенно в магических и неортодоксальных кругах- так, он цитирует «Нигаматантрасару»: «В Гауре и других странах можно обрести сиддхи через пашубхаву» (т. е. через панчататтву, практикуемую физически). Ранее мы уже говорили, что тантристы делятся на два разряда: самайины, верящие в идентичность Шивы и Шакти и пытающиеся пробудить кундалини с помощью духовных упражнений, и каулы, почитающие каулини, т. е. кундалини, и использующие «внешние» ритуалы. Это разделение не вполне валидно, однако не всегда легко быть совершенно уверенным в том, насколько далеко следует буквально понимать тот или иной ритуал: так, мы видели, в каком смысле должно быть истолковано «пьянство», доведенное до степени «падения на землю». Кроме того, грубый и брутальный язык часто используется как ловушка для непосвященного. Знаменитая «Шактисангама-тантра», почти полностью посвященная шатчакрабхеде («проникновению в шесть чакр»), пользуется совершенно «конкретным» лексиконом (до такой степени, что издатель текста, Бенойтош Бхаттачарьяя, принял меры предосторожности, заменив «иксами» сексуальные термины- см.: Shaktisangama-tantra, I: Kalikhanda- II: Tarakhanda.), чтобы описать спиритуалистические упражнения. (См. там же, II, 128 - 31, о пяти макарах- согласно Бхаттачарьяе, эти термины берутся не как «рыба», «мясо», майтхуна и т. д., но как технические понятия, относящиеся к разным медитациям.) На двусмысленности эротического словаря тантрической литературы тоже не стоит заострять особого внимания. Например, подъем чандали через тело йогина часто сравнивается с танцем «прачки» (домби).
«С домби в своей шее» (т. е. ощутив самбхогакаю в районе шейного отдела) йогин «проводит ночь в великом блаженстве». Тем не менее майтхуна зачастую практикуется и как конкретный ритуал. Если осознавать, что этот акт - не профанное, но ритуальное действо, что партнеры больше не человеческие существа, но подобны богам, «не привязанным ни к чему», то уже не обязательно воспринимать совокупление как происходящее на космическом уровне. Тантрические сочинения не раз повторяют высказывание: «Посредством тех же действий, которые заставляют большинство людей гореть в аду тысячи лет, йогин достигает вечного спасения». Это составляет, как мы знаем, краеугольный камень йоги, изложенной Кришной в «Бхагавадгите» (XVIII, 17): «Кто свободен от самости, чей не запятнан разум, тот, даже убив этих людей, не связан, не убивает». И уже в «Брихадараньяке» (V, 14, сказано: «Если знающий это совершает даже много зла, он поглощает все это зло и становится безупречным, чистым, свободным от старости и смерти». Сам Будда, если верить тантрической мифологии, подавал здесь пример: только практикуя майтхуну, он сумел покорить Мару- благодаря той же практике он стал всеведущим, а также обладателем магических сил. Практики в «китайском стиле» (чиначара) рекомендованы во многих буддийских тантрах. «Махачинакрама-тантра» (другое название - «Чиначарасара-тантра») рассказывает, как святой мудрец Васиштха, сын Брахмы, идет искать Вишну в образе Будды, чтобы спросить его о ритуалах богини Тары. «Он вступает в великую страну Китай и видит Будду, окруженного тысячью любовницами, находящимися в эротическом экстазе. Удивление святого сменяется негодованием. «Подобные деяния противоречат Ведам!» - восклицает он. Голос из пустоты поправляет его: «Если бы ты хотел заслужить мою милость, то именно такими практиками в китайском стиле тебе следовало бы почтить меня!» Васиштха приближается к Будде и получает из его уст неожиданный урок: «Женщины - это боги, женщины - жизнь, женщины - украшение. Будь мысленно всегда среди женщин!»