IPSISSIMUS
Administrator
Регистрация:19 Апр 2013
Сообщения:39.263
Реакции:1.371
Баллы:113
Заразные и повальные болезни часто народ связывает с нечистою силою, считая ее вообще подательницею всяческих зол. Обычно их представляют в виде девяти или двенадцати дев. Старшая из них только командует, повелевая своим сестрам, нападая на людей, «тело жечь и знобить, белы кости крушить». Они настоящие жилицы адовы, там обычно и живут, но 2-го января зима гонит их из ада, и, очутившись на морозе, они забираются в теплые избы и там нападают на «виноватых», то есть людей, нехорошо себя ведущих. В названный опасный день старухи обмывают двери жилых изб с особыми заклинаниями, препятствующими лихорадкам переступать через порог. Старшая сестра – лихорадка неимоверно зла и сильна, она прикована к железному стулу железными цепями, если она сорвется с цепей и нападет на человека, то его смерть неминуема.
Лихорадка ночью кличет человека по имени. Если он отзовется, она сейчас же в него и вселяется. Иногда, что, без сомнения, особенно коварно с ее стороны, она превращается в какую-нибудь соринку и примешивается к пище, человек, ничего не подозревая, глотает ее и становится ее жертвою. Любопытно, что если эту соринку различат, распознают, что это лихорадка, то ее можно погубить, бросить в огонь, и она сгорит. В Тульской губернии записано поверье, что из девяти сестер лихорадок шесть уже таким путем сгублены, значит, их остается на свете всего три. Чехи тоже веруют, что прежде было сто лихорадок, но одна из них сгибла, потому что заползла в кусочек хлеба, намоченный в молоке. Тут люди ее распознали и заточили в свиной пузырь, она в нем металась, металась и задохлась.
У нас в народе ходит по рукам список заговора против лихорадок, в котором все двенадцать сестер-лихорадок перечислены поименно и характеризованы по роду причиняемых ими болезненных явлений:
1) Трясея,
2) Огнея,
3) Ледея или озноба,
4) Гнетея (гнетет, лишает аппетита, ослабляет),
5) Грынуша (причиняет хрипоту, кашель),
6) Глухея или глохня,
7) Ломея, костоломка,
Пухнея (причиняет отеки),
9) Желтея, желтуха,
10) Коркуша или корчея (причиняет судороги),
11) Глядея (не дает спать),
12) Огнеястра или Невея — самая старшая, злая и губительная. Это та самая плясавица, то есть Иродиада, ради которой была отрублена глава Иоанна Крестителя.
У южан лихорадка олицетворяется в образе молодой красавицы, которая обладает способностью претворяться в воздух. Человек, который вдохнет этот воздух, и заболевает лихорадкой. В Литинском уезде записано такое сказание. Ехал мужик по дороге и увидал двух девиц-лихорадок, которые, не замечая его, вели разговор подслушанный мужиком. Одна говорила, что пойдет к богатому барину, который очень любит пить дорогое вино, с этим вином он дескать, меня и проглотит. А другая сказала, что пойдет к бедняку, и при этом назвала того самого мужика, который с ними встретился. Этот мужик, как только войдет в хату, сейчас и крикнет жинке, чтоб она варила ему галушки, с первою же галушкой лихорадка и намеревалась внедриться в его утробу.
И вот, приехал мужик домой, и ему в самом деле крепко захотелось поесть галушек. Но когда жена, изготовив их, подала, он первую галушку есть не стал, а быстро кинул ее в кошель, да и завязал, а потом мешок повесил в трубе, чтобы лихорадка задохлась от дыму. Долго висела лихорадка в дыму и коптилась, и все это время люди не болели лихорадкою. Но мужика мучило любопытство: что делается с его пленницею, жива ли она или задохлась? И вот он, чтобы взглянуть на нее, развязал кошель, а лихорадка и выпорхнула, и опять начала ходить по людям и мучить их.
Чума, которая местами называется черною смертью и вообще мором, представляется обычно в виде огромной женщины с растрепанными волосами, одежда на ней, то вся черная, то вся белая.
Южане же ее представляют себе в образе богатой барыни, которая ездит в дорогой карете, запряженной шестеркою белых коней. Говорят, что, подъехав к хате, она спрашивает: «А чи е чума у доми?» И если жильцы, по оплошности, ответят, что нет, то сейчас же и заболевают чумою. Чтобы обмануть чуму, надо вынуть оконные рамы, будто хата брошена, и никто в ней не живет.
Чума страшно богата. Посетив местность, она нарочно разбрасывает по дороге и по улицам разные дорогие вещи- люди, конечно, соблазняются находкою, поднимают ее, а она уже заражена чумою, и кто поднимет ее, тот заболеет и умрет.
Холера, та, наоборот, по воззрению хохлов, совсем нищая баба, ходящая из деревни в деревню в одной рубахе с распущенными волосами. Она все плачет и воет, и где ее голос услышат, там и начинается эпидемия.
Вернейшим средством против всяких повальных болезней, людских и скотских, считается любопытный обряд опахивания. Задача состоит в том, чтобы вокруг всего жилого места, например, деревни, провести плугом борозду с сомкнутыми концами. Таким манером все место окружается волшебным кругом, через которой невозможно переступить вражьей силе.
Обряд совершается с общего согласия жителей и обычно обсуждается и решается на мирской сходке. Заведует церемониею пожилая баба, богатая опытностью во всяких свычаях и обычаях. Вообще в деле участвуют только одни женщины, мужчины исключаются совершенно, и во все время опахивания должны сидеть по домам, наглухо запершись. Точно так же запирают и всех домашних животных.
Ровно в полночь баба, заправила обряда, выходит в одной рубахе на околицу и с диким воплем стучит в сковороду. Это призывной сигнал. По нему все взрослые женщины деревни, девушки и замужние, выбегают из дворов, вооруженные всевозможными хозяйственными снастями — ухватами, кочергами, косами, серпами, метлами или просто дубинками. В ту же минуту повсюду затворяют ворота, запирают наглухо скотину в хлевах, привязывают собак, и сами остающиеся дома мужики запираются в избах.
Между тем, все женское население деревни собирается на околице. Приволакивают и плуг или соху, которыми совершается опахивание. Лишь в немногих местностях, например, в Волынской губернии, в плуг впрягают волов, повсюду же в других местах плуг волокут сами же бабы.
Обряд начинается с того, что заправила произносит, сняв с себя рубаху, грозное проклятие смерти. Затем бабы подтаскивают соху, надевают на заправилу хомут и впрягают ее в соху. Другие пособляют ей, и таким образом совершается троекратное обхождение сохою всей деревни.
Вся толпа женщин, сопровождающая соху, вооружается пучками зажженной соломы, вся эта публика во все горло кричит, пляшет, кривляется, размахивает по воздуху теми снастями, какие кто захватил, хлопает кнутами. Иногда всем хором поют особую заклинательную песнь, в ней говорится о каких-то котлах, в которых «горит огнем негасимым всяк живот небесный», о старцах, которые стоят около тех котлов и сулят всему миру «животы долгие», причем «на злую смерть кладут старцы старые проклятьице великое».
Существуют любопытные местные особенности обряда опахивания. Носят, например, иконы Богоматери, св. Власия, покровителя скота (если опахивание ведется против скотского падежа), св. Флора и Лавра (патроны коней). Тут видно стремление устроить из опахивания что-то вроде молитвенного обряда, но с этим стремлением самым странным образом не вяжется раздеванье чуть не донага, неистовый рев и пляс и вся вообще языческая обстановка обряда.
В Курской губернии в соху при опахивании впрягают бабу-неродиху, то есть бесплодную. Правит сохою девица, порешившая не выходить замуж, а сзади сохи идут вдовы и сыплют, как бы сеют, во вспаханную борозду песок. «Когда песок взойдет, тогда и смерть к нам зайдет», — поют при этом участницы обряда.
В Воронежской губернии для опахивания избирают девять девушек заведомо безупречного поведения, трех вдов самого дородного телосложения и одну беременную бабу. Девиц запрягают в соху, правят вдовы, а баба идет впереди с образом. Все поют обрядовую песню: «Выйди вон из села, мы идем, девять девок, вдовы с ладаном, со свечами, с Божьей матерью!»
Все живое, попадающее на пути процессии, нещадно предается смерти, будь то зверь, птица, человек. Коли попалось животное, то это, очевидно, оборотень, болезнь превратилась в зверя, птицу, чтобы спастись от преследователей, или с такою же целью приняла вид своего деревенского мужика. Поэтому-то мужики во время опахивания сидят дома. Сошник при опахивании располагается так, чтобы отваливал землю в сторону, противоположную селению.
Лихорадка ночью кличет человека по имени. Если он отзовется, она сейчас же в него и вселяется. Иногда, что, без сомнения, особенно коварно с ее стороны, она превращается в какую-нибудь соринку и примешивается к пище, человек, ничего не подозревая, глотает ее и становится ее жертвою. Любопытно, что если эту соринку различат, распознают, что это лихорадка, то ее можно погубить, бросить в огонь, и она сгорит. В Тульской губернии записано поверье, что из девяти сестер лихорадок шесть уже таким путем сгублены, значит, их остается на свете всего три. Чехи тоже веруют, что прежде было сто лихорадок, но одна из них сгибла, потому что заползла в кусочек хлеба, намоченный в молоке. Тут люди ее распознали и заточили в свиной пузырь, она в нем металась, металась и задохлась.
У нас в народе ходит по рукам список заговора против лихорадок, в котором все двенадцать сестер-лихорадок перечислены поименно и характеризованы по роду причиняемых ими болезненных явлений:
1) Трясея,
2) Огнея,
3) Ледея или озноба,
4) Гнетея (гнетет, лишает аппетита, ослабляет),
5) Грынуша (причиняет хрипоту, кашель),
6) Глухея или глохня,
7) Ломея, костоломка,
Пухнея (причиняет отеки),
9) Желтея, желтуха,
10) Коркуша или корчея (причиняет судороги),
11) Глядея (не дает спать),
12) Огнеястра или Невея — самая старшая, злая и губительная. Это та самая плясавица, то есть Иродиада, ради которой была отрублена глава Иоанна Крестителя.
У южан лихорадка олицетворяется в образе молодой красавицы, которая обладает способностью претворяться в воздух. Человек, который вдохнет этот воздух, и заболевает лихорадкой. В Литинском уезде записано такое сказание. Ехал мужик по дороге и увидал двух девиц-лихорадок, которые, не замечая его, вели разговор подслушанный мужиком. Одна говорила, что пойдет к богатому барину, который очень любит пить дорогое вино, с этим вином он дескать, меня и проглотит. А другая сказала, что пойдет к бедняку, и при этом назвала того самого мужика, который с ними встретился. Этот мужик, как только войдет в хату, сейчас и крикнет жинке, чтоб она варила ему галушки, с первою же галушкой лихорадка и намеревалась внедриться в его утробу.
И вот, приехал мужик домой, и ему в самом деле крепко захотелось поесть галушек. Но когда жена, изготовив их, подала, он первую галушку есть не стал, а быстро кинул ее в кошель, да и завязал, а потом мешок повесил в трубе, чтобы лихорадка задохлась от дыму. Долго висела лихорадка в дыму и коптилась, и все это время люди не болели лихорадкою. Но мужика мучило любопытство: что делается с его пленницею, жива ли она или задохлась? И вот он, чтобы взглянуть на нее, развязал кошель, а лихорадка и выпорхнула, и опять начала ходить по людям и мучить их.
Чума, которая местами называется черною смертью и вообще мором, представляется обычно в виде огромной женщины с растрепанными волосами, одежда на ней, то вся черная, то вся белая.
Южане же ее представляют себе в образе богатой барыни, которая ездит в дорогой карете, запряженной шестеркою белых коней. Говорят, что, подъехав к хате, она спрашивает: «А чи е чума у доми?» И если жильцы, по оплошности, ответят, что нет, то сейчас же и заболевают чумою. Чтобы обмануть чуму, надо вынуть оконные рамы, будто хата брошена, и никто в ней не живет.
Чума страшно богата. Посетив местность, она нарочно разбрасывает по дороге и по улицам разные дорогие вещи- люди, конечно, соблазняются находкою, поднимают ее, а она уже заражена чумою, и кто поднимет ее, тот заболеет и умрет.
Холера, та, наоборот, по воззрению хохлов, совсем нищая баба, ходящая из деревни в деревню в одной рубахе с распущенными волосами. Она все плачет и воет, и где ее голос услышат, там и начинается эпидемия.
Вернейшим средством против всяких повальных болезней, людских и скотских, считается любопытный обряд опахивания. Задача состоит в том, чтобы вокруг всего жилого места, например, деревни, провести плугом борозду с сомкнутыми концами. Таким манером все место окружается волшебным кругом, через которой невозможно переступить вражьей силе.
Обряд совершается с общего согласия жителей и обычно обсуждается и решается на мирской сходке. Заведует церемониею пожилая баба, богатая опытностью во всяких свычаях и обычаях. Вообще в деле участвуют только одни женщины, мужчины исключаются совершенно, и во все время опахивания должны сидеть по домам, наглухо запершись. Точно так же запирают и всех домашних животных.
Ровно в полночь баба, заправила обряда, выходит в одной рубахе на околицу и с диким воплем стучит в сковороду. Это призывной сигнал. По нему все взрослые женщины деревни, девушки и замужние, выбегают из дворов, вооруженные всевозможными хозяйственными снастями — ухватами, кочергами, косами, серпами, метлами или просто дубинками. В ту же минуту повсюду затворяют ворота, запирают наглухо скотину в хлевах, привязывают собак, и сами остающиеся дома мужики запираются в избах.
Между тем, все женское население деревни собирается на околице. Приволакивают и плуг или соху, которыми совершается опахивание. Лишь в немногих местностях, например, в Волынской губернии, в плуг впрягают волов, повсюду же в других местах плуг волокут сами же бабы.
Обряд начинается с того, что заправила произносит, сняв с себя рубаху, грозное проклятие смерти. Затем бабы подтаскивают соху, надевают на заправилу хомут и впрягают ее в соху. Другие пособляют ей, и таким образом совершается троекратное обхождение сохою всей деревни.
Вся толпа женщин, сопровождающая соху, вооружается пучками зажженной соломы, вся эта публика во все горло кричит, пляшет, кривляется, размахивает по воздуху теми снастями, какие кто захватил, хлопает кнутами. Иногда всем хором поют особую заклинательную песнь, в ней говорится о каких-то котлах, в которых «горит огнем негасимым всяк живот небесный», о старцах, которые стоят около тех котлов и сулят всему миру «животы долгие», причем «на злую смерть кладут старцы старые проклятьице великое».
Существуют любопытные местные особенности обряда опахивания. Носят, например, иконы Богоматери, св. Власия, покровителя скота (если опахивание ведется против скотского падежа), св. Флора и Лавра (патроны коней). Тут видно стремление устроить из опахивания что-то вроде молитвенного обряда, но с этим стремлением самым странным образом не вяжется раздеванье чуть не донага, неистовый рев и пляс и вся вообще языческая обстановка обряда.
В Курской губернии в соху при опахивании впрягают бабу-неродиху, то есть бесплодную. Правит сохою девица, порешившая не выходить замуж, а сзади сохи идут вдовы и сыплют, как бы сеют, во вспаханную борозду песок. «Когда песок взойдет, тогда и смерть к нам зайдет», — поют при этом участницы обряда.
В Воронежской губернии для опахивания избирают девять девушек заведомо безупречного поведения, трех вдов самого дородного телосложения и одну беременную бабу. Девиц запрягают в соху, правят вдовы, а баба идет впереди с образом. Все поют обрядовую песню: «Выйди вон из села, мы идем, девять девок, вдовы с ладаном, со свечами, с Божьей матерью!»
Все живое, попадающее на пути процессии, нещадно предается смерти, будь то зверь, птица, человек. Коли попалось животное, то это, очевидно, оборотень, болезнь превратилась в зверя, птицу, чтобы спастись от преследователей, или с такою же целью приняла вид своего деревенского мужика. Поэтому-то мужики во время опахивания сидят дома. Сошник при опахивании располагается так, чтобы отваливал землю в сторону, противоположную селению.