Перун
Administrator
Регистрация:20 Апр 2013
Сообщения:6.927
Реакции:46
Баллы:0
Римская империя была Грецией, претерпевшей преображение. Италия стала Великой Грецией, и по завершении формирования учения и таинств эллинизма очередной задачей его стало образование детей волчицы. Возник Рим.
Особенным свойством посвящения, проведенного Нумой для римлян, стало приписывание особой важности женщине, согласно традиции Египта, где Верховное Божество почиталось под именем Изиды. Греческим богом посвящения был завоеватель Индии Иакх, сын грома, победитель тигров и львов, блестящий андрогин, несущий рога Амона, Пантей, изливающий из жертвенного кубка вино всеобщей жизни. Когда вакханки расчленили Орфея, таинства Иакха подверглись осквернению, и под данным ему римлянами именем Дионис он был известен уже только как бог опьянения. Нума черпал вдохновение от богини таинств и одиночества Эгерии.
Его служение было вознаграждено; Эгерия научила его правильно чествовать мать богов. Согласно этим поучениям, Нума воздвиг круглый храм под куполом, внутри которого горел никогда не попадающий наружу огонь. Огонь этот поддерживали четыре девственницы, получившие имя «весталки», и, пока они хранили целомудрие, пользовались большими почестями. С другой стороны, потеря ими девственности каралась очень строго. Девичья честь есть одновременно с тем и честь матери, и святость каждой семьи зависит от признания целомудрия за добродетель. Так женщина освобождается от старых уз; она более не восточная рабыня, а домашнее божество, хранительница очага, честь отца и супруга. Таким образом, Рим стал святилищем нравственности, царем народов и столицей мира.
Магическая традиция всех эпох приписывала девственности особые сверхъестественные и божественные качества. Пророческие откровения превозносят девственность, и именно ненависть к невинности и целомудрию заставляла ведьм приносить в жертву детей, чья кровь расценивалась ими как источник искупительной благодати. Противостоять обольщению порождения - означает победить смерть, и высшее целомудрие представляло собой самый славный венец для иерофанта. Тратить жизнь в человеческих объятиях - значит пустить корни в могилу. Целомудрие - это цветок, столь слабо привязанный к земле, что стоит ласкам солнца приподнять его, как он отцепляется без усилий и взлетает, подобно птице.
Священный огонь весталок стал символом веры и чистой любви. Одновременно с этим он стал и знаком того вселенского агента, ужасной электрической природой которого Нума овладел, научившись ее производить и направлять. Если по преступной небрежности весталки давали огню угаснуть, то возжечь его заново можно было лишь небесным огнем - солнечными лучами или молнией. В начале каждого года огонь обновляли и освящали заново; этот обычай сохранился и по сей день и повторяется нами в канун Пасхи.
Христианство зачастую безосновательно обвиняют в том, что оно переняло все, что было прекрасного в предыдущих культах. Это не так, просто оно является последним преображением универсальной ортодоксии, и поэтому все, принадлежащее этой ортодоксии, в христианстве сохранилось, а опасные практики и пустые суеверия канули в небытие.
Далее, священный огонь представлял собой любовь страны и религию домашнего очага. Именно этой религии, именно неприкосновенности брачного святилища и принесла себя в жертву Лукреция. В образе Лукреции воплощено все величие Древнего Рима; она, без сомнения, могла бы избежать смерти, если бы согласилась оставить после себя оклеветанную память, но хорошая репутация - это обязывающее благородство. В вопросах чести осквернение - хуже, чем опрометчивость. Лукреция возвысила свое достоинство добродетельной женщины до священной высоты, потерпев насилие, искупающее любую последующую месть. Именно в память об этой блистательной римлянке высшее посвящение культа родины и очага было доверено исключительно женщинам. Это было сделано, чтобы мужчины таким образом поняли, что самые героические жертвы могут приноситься только во имя истинной любви, что истинная красота мужчины - в героизме и величии; что женщина, способная на предательство по отношению к мужу, уничтожает тем самым и свое прошлое, и свое будущее, помещая себе на лоб клеймо проституции, позже усугубляемое ложными свидетельствами. Утратить любовь к тому, кому был отдан цветок юности, - это страшнейшее горе из тех, что могут поразить сердце добродетельной женщины. А оглашать это событие повсюду - означает осквернить свою былую невинность, отречься от чистоты сердца и целостности сердца. Это последний, непоправимый позор.
Такова была религия Рима. Именно магии, свойственной такому нравственному кодексу, эта религия обязана была всем своим величием. Когда брак утратил священный статус, империя пришла к своему упадку. Рассказывают, что при Ювенале таинства Великой Богини представляли собой полное непотребство. Неизвестно, насколько это было так на самом деле, - ведь, по идее, там могли присутствовать одни лишь женщины, и для того, чтобы устраивать полноценные оргии, им пришлось бы предать свое естество. Но если предположить, что это действительно было так (чему еще можно удивляться после царствования Нерона и Домициана!), то можно сделать вывод, что эра чистого правления матери богов закончилась, уступив место народному, всеобщему и очищенному культу Богоматери Марии.
Нума, будучи посвященным в магические законы и зная магнетическое влияние общественной жизни, учреждал школы священников и авгуров, жизнь которых велась по установленным правилам. Так зародились первые институты хранения традиции, представляющие собой одну из важнейших сил религии. Задолго до того иудейские пророки связывались симпатическими связями, устраивая совместные молитвы. Кажется, Нума был знаком с традициями Иудеи, его фламины и салии вводили себя в состояние экстаза с помощью движений и танцев, воспроизводящих действия Давида перед ковчегом. Нума не устанавливал новых святилищ оракулов, которые могли бы соперничать с Дельфийским, но усиленно обучал своих жрецов искусству авгуров, а именно - знакомил их с теорией предчувствий и второго зрения, основанной на тайных законах Природы. Сегодня мы с презрением относимся к искусству гадания, но лишь потому, что наука света и всеобщих аналогий его отражения утрачена нами. Вольтер в легком и шутливом стиле описывает в своем очаровательном сюжете о Задиге чисто естественную науку прорицания, но она не становится от этого менее чудесной. Это наука, предполагающая исключительную точность наблюдений и выводов, такой степени, какая не под силу ограниченным умам большинства. Сказано, что Парменид, учитель Пифагора, мог предсказывать предстоящие землетрясения по вкусу воды из определенного ручья.
Ничего из ряда вон выходящего в этом нет, поскольку подсказать наличие подземной активности в этом районе философу могло содержание в воде битуминозных или серных примесей. Или просто вода могла быть чрезмерно взбаламучена. И по полету птиц действительно можно предсказать суровую зиму; и некоторые возмущения атмосферы действительно можно определить путем изучения дыхательных и пищеварительных органов животных. Но ведь физическое возмущение воздуха может зачастую иметь и моральные причины. Революции отражаются в виде великих бурь; глубокое дыхание народов шевелит само небо. Удача движется вместе с электрическими токами, а лучи живого света воспроизводят движение грома. «Что-то носится в воздухе», - говорят в толпе, которая обладает определенным пророческим инстинктом. Заклинатели и авгуры знали, как читать буквы, которые свет пишет повсюду, и как переводить символы астральных токов и вращений. Они знали, почему птицы летают то поодиночке, то стаями; что заставляет их поворачивать то на север, то на юг, то на запад, то на восток, - знали то, чего мы не можем объяснить до сих пор, хотя и смеемся над авгурами. Смеяться легко - познавать трудно.
Именно это предубеждение, страсть отрицать непонятное с ходу, заставило некоторых выдающихся и ученых людей, вроде Фонтенеля или Кирхера, писать о древних оракулах столь несдержанные суждения. Для умников подобного склада все необъяснимое - продукт хитрости и искусства. Они не могут не выдумывать каких-то автоматических статуй, говорящих труб или искусственного эха в каждом храме. К чему это вечное богохульство? Разве жрецы всегда были мошенниками? Разве среди иерофантов Цереры или Аполлона не было честных и преданных людей? Или они были просто обмануты, как и все остальные? А в таком случае как же произошло, что их последователи продолжали их дело столетиями втайне, не выдавая себя и не получая индивидуального бессмертия? Последние эксперименты показали, что мысли можно передавать, переводить в письменную форму и распечатывать одной лишь силой Астрального Света. Таинственные руки все еще пишут на наших стенах, как на валтасаровом пиру. Так не будем же забывать мудрые наблюдения ученого, которого уж никак нельзя обвинить ни в фанатизме, ни в легковерии. «За пределами чистой математики произносить слово «невозможно» было бы слишком неосторожно» - так сказал Араго.
Религиозный календарь Нумы основан на календаре магов; это последовательность празднеств и таинств, соотносящихся с тайным учением посвященных и совершенным образом подстраивающих общественные культовые мероприятия к всеобщим законам Природы. Его деление на месяцы и дни сохранилось до сих пор благодаря консервативному влиянию христианского возрождения. Как и римляне времен Нумы, мы до сих пор чтим воздержанностью дни, посвященные рождению и смерти, но для нас день Афродиты освящен искуплением Голгофы. Мрачен день Сатурна, когда наш воплощенный Бог почивал в могиле, но Он восстанет, и жизнь, Им обещанная, затупит косу Хроноса. Римляне посвятили этот месяц Майе, нимфе молодости и цветов, молодой матери, улыбающейся, глядя на первые плоды года; для нас же он освящен Марией, мистической розой, лилией чистоты, небесной матерью Спасителя. Так что наши религиозные наблюдения древни как мир, наши праздники - те же, что и праздники наших предков, поскольку христианский Искупитель пришел не для того, чтобы подавить символику и святую красоту древних посвящений. Он пришел, по собственным словам, в соответствии с образным Законом Израиля, чтобы осуществить и исполнить все.
Особенным свойством посвящения, проведенного Нумой для римлян, стало приписывание особой важности женщине, согласно традиции Египта, где Верховное Божество почиталось под именем Изиды. Греческим богом посвящения был завоеватель Индии Иакх, сын грома, победитель тигров и львов, блестящий андрогин, несущий рога Амона, Пантей, изливающий из жертвенного кубка вино всеобщей жизни. Когда вакханки расчленили Орфея, таинства Иакха подверглись осквернению, и под данным ему римлянами именем Дионис он был известен уже только как бог опьянения. Нума черпал вдохновение от богини таинств и одиночества Эгерии.
Его служение было вознаграждено; Эгерия научила его правильно чествовать мать богов. Согласно этим поучениям, Нума воздвиг круглый храм под куполом, внутри которого горел никогда не попадающий наружу огонь. Огонь этот поддерживали четыре девственницы, получившие имя «весталки», и, пока они хранили целомудрие, пользовались большими почестями. С другой стороны, потеря ими девственности каралась очень строго. Девичья честь есть одновременно с тем и честь матери, и святость каждой семьи зависит от признания целомудрия за добродетель. Так женщина освобождается от старых уз; она более не восточная рабыня, а домашнее божество, хранительница очага, честь отца и супруга. Таким образом, Рим стал святилищем нравственности, царем народов и столицей мира.
Магическая традиция всех эпох приписывала девственности особые сверхъестественные и божественные качества. Пророческие откровения превозносят девственность, и именно ненависть к невинности и целомудрию заставляла ведьм приносить в жертву детей, чья кровь расценивалась ими как источник искупительной благодати. Противостоять обольщению порождения - означает победить смерть, и высшее целомудрие представляло собой самый славный венец для иерофанта. Тратить жизнь в человеческих объятиях - значит пустить корни в могилу. Целомудрие - это цветок, столь слабо привязанный к земле, что стоит ласкам солнца приподнять его, как он отцепляется без усилий и взлетает, подобно птице.
Священный огонь весталок стал символом веры и чистой любви. Одновременно с этим он стал и знаком того вселенского агента, ужасной электрической природой которого Нума овладел, научившись ее производить и направлять. Если по преступной небрежности весталки давали огню угаснуть, то возжечь его заново можно было лишь небесным огнем - солнечными лучами или молнией. В начале каждого года огонь обновляли и освящали заново; этот обычай сохранился и по сей день и повторяется нами в канун Пасхи.
Христианство зачастую безосновательно обвиняют в том, что оно переняло все, что было прекрасного в предыдущих культах. Это не так, просто оно является последним преображением универсальной ортодоксии, и поэтому все, принадлежащее этой ортодоксии, в христианстве сохранилось, а опасные практики и пустые суеверия канули в небытие.
Далее, священный огонь представлял собой любовь страны и религию домашнего очага. Именно этой религии, именно неприкосновенности брачного святилища и принесла себя в жертву Лукреция. В образе Лукреции воплощено все величие Древнего Рима; она, без сомнения, могла бы избежать смерти, если бы согласилась оставить после себя оклеветанную память, но хорошая репутация - это обязывающее благородство. В вопросах чести осквернение - хуже, чем опрометчивость. Лукреция возвысила свое достоинство добродетельной женщины до священной высоты, потерпев насилие, искупающее любую последующую месть. Именно в память об этой блистательной римлянке высшее посвящение культа родины и очага было доверено исключительно женщинам. Это было сделано, чтобы мужчины таким образом поняли, что самые героические жертвы могут приноситься только во имя истинной любви, что истинная красота мужчины - в героизме и величии; что женщина, способная на предательство по отношению к мужу, уничтожает тем самым и свое прошлое, и свое будущее, помещая себе на лоб клеймо проституции, позже усугубляемое ложными свидетельствами. Утратить любовь к тому, кому был отдан цветок юности, - это страшнейшее горе из тех, что могут поразить сердце добродетельной женщины. А оглашать это событие повсюду - означает осквернить свою былую невинность, отречься от чистоты сердца и целостности сердца. Это последний, непоправимый позор.
Такова была религия Рима. Именно магии, свойственной такому нравственному кодексу, эта религия обязана была всем своим величием. Когда брак утратил священный статус, империя пришла к своему упадку. Рассказывают, что при Ювенале таинства Великой Богини представляли собой полное непотребство. Неизвестно, насколько это было так на самом деле, - ведь, по идее, там могли присутствовать одни лишь женщины, и для того, чтобы устраивать полноценные оргии, им пришлось бы предать свое естество. Но если предположить, что это действительно было так (чему еще можно удивляться после царствования Нерона и Домициана!), то можно сделать вывод, что эра чистого правления матери богов закончилась, уступив место народному, всеобщему и очищенному культу Богоматери Марии.
Нума, будучи посвященным в магические законы и зная магнетическое влияние общественной жизни, учреждал школы священников и авгуров, жизнь которых велась по установленным правилам. Так зародились первые институты хранения традиции, представляющие собой одну из важнейших сил религии. Задолго до того иудейские пророки связывались симпатическими связями, устраивая совместные молитвы. Кажется, Нума был знаком с традициями Иудеи, его фламины и салии вводили себя в состояние экстаза с помощью движений и танцев, воспроизводящих действия Давида перед ковчегом. Нума не устанавливал новых святилищ оракулов, которые могли бы соперничать с Дельфийским, но усиленно обучал своих жрецов искусству авгуров, а именно - знакомил их с теорией предчувствий и второго зрения, основанной на тайных законах Природы. Сегодня мы с презрением относимся к искусству гадания, но лишь потому, что наука света и всеобщих аналогий его отражения утрачена нами. Вольтер в легком и шутливом стиле описывает в своем очаровательном сюжете о Задиге чисто естественную науку прорицания, но она не становится от этого менее чудесной. Это наука, предполагающая исключительную точность наблюдений и выводов, такой степени, какая не под силу ограниченным умам большинства. Сказано, что Парменид, учитель Пифагора, мог предсказывать предстоящие землетрясения по вкусу воды из определенного ручья.
Ничего из ряда вон выходящего в этом нет, поскольку подсказать наличие подземной активности в этом районе философу могло содержание в воде битуминозных или серных примесей. Или просто вода могла быть чрезмерно взбаламучена. И по полету птиц действительно можно предсказать суровую зиму; и некоторые возмущения атмосферы действительно можно определить путем изучения дыхательных и пищеварительных органов животных. Но ведь физическое возмущение воздуха может зачастую иметь и моральные причины. Революции отражаются в виде великих бурь; глубокое дыхание народов шевелит само небо. Удача движется вместе с электрическими токами, а лучи живого света воспроизводят движение грома. «Что-то носится в воздухе», - говорят в толпе, которая обладает определенным пророческим инстинктом. Заклинатели и авгуры знали, как читать буквы, которые свет пишет повсюду, и как переводить символы астральных токов и вращений. Они знали, почему птицы летают то поодиночке, то стаями; что заставляет их поворачивать то на север, то на юг, то на запад, то на восток, - знали то, чего мы не можем объяснить до сих пор, хотя и смеемся над авгурами. Смеяться легко - познавать трудно.
Именно это предубеждение, страсть отрицать непонятное с ходу, заставило некоторых выдающихся и ученых людей, вроде Фонтенеля или Кирхера, писать о древних оракулах столь несдержанные суждения. Для умников подобного склада все необъяснимое - продукт хитрости и искусства. Они не могут не выдумывать каких-то автоматических статуй, говорящих труб или искусственного эха в каждом храме. К чему это вечное богохульство? Разве жрецы всегда были мошенниками? Разве среди иерофантов Цереры или Аполлона не было честных и преданных людей? Или они были просто обмануты, как и все остальные? А в таком случае как же произошло, что их последователи продолжали их дело столетиями втайне, не выдавая себя и не получая индивидуального бессмертия? Последние эксперименты показали, что мысли можно передавать, переводить в письменную форму и распечатывать одной лишь силой Астрального Света. Таинственные руки все еще пишут на наших стенах, как на валтасаровом пиру. Так не будем же забывать мудрые наблюдения ученого, которого уж никак нельзя обвинить ни в фанатизме, ни в легковерии. «За пределами чистой математики произносить слово «невозможно» было бы слишком неосторожно» - так сказал Араго.
Религиозный календарь Нумы основан на календаре магов; это последовательность празднеств и таинств, соотносящихся с тайным учением посвященных и совершенным образом подстраивающих общественные культовые мероприятия к всеобщим законам Природы. Его деление на месяцы и дни сохранилось до сих пор благодаря консервативному влиянию христианского возрождения. Как и римляне времен Нумы, мы до сих пор чтим воздержанностью дни, посвященные рождению и смерти, но для нас день Афродиты освящен искуплением Голгофы. Мрачен день Сатурна, когда наш воплощенный Бог почивал в могиле, но Он восстанет, и жизнь, Им обещанная, затупит косу Хроноса. Римляне посвятили этот месяц Майе, нимфе молодости и цветов, молодой матери, улыбающейся, глядя на первые плоды года; для нас же он освящен Марией, мистической розой, лилией чистоты, небесной матерью Спасителя. Так что наши религиозные наблюдения древни как мир, наши праздники - те же, что и праздники наших предков, поскольку христианский Искупитель пришел не для того, чтобы подавить символику и святую красоту древних посвящений. Он пришел, по собственным словам, в соответствии с образным Законом Израиля, чтобы осуществить и исполнить все.
