СИНГОН

[IPSISSIMUS]

Суть и история школы Сингон

Дитя буквы А, покинувшее родные места -
Букву А,
Все же возвращается в родные места -
Букву А.


В этих строках заключена сущность школы Сингон. Знак «А» расшифровывается как anutpada, что значит «нерожденность». Мы, дети, получившие жизнь от буквы А, то есть Дайнити-нёрая (Махавайрочаны), и родившиеся в этом мире в облике человека, благодаря деяниям и молитвам постигаем «природу будды», которой изначально обладаем, и снова возвращаемся к Будде в его изначальном образе.

Название школы — Сингон-сю, «Школа истинных слов» — отсылает к нескольким санскритским прототипам (известным также из тибетских источников). Китайскому Чжэньянь-цзун (Сингон-сю соответствует санскритское mantrayana, «колесница истинных слов» (мантры, сакральные формулы), vajrayana, «колесница ваджр» и tantrayana, «колесница тантр».

Специфику «тайного учения» Сингон исследователи видят в том, что оно берется воспроизвести истинную и по сути непостижимую, «тайную» природу будды, выразить ее в зримых и осязаемых формах, доступных для понимания каждого живого существа. И не только воспроизвести и выразить но еще и рассказать, как это делается (ведь мантры произносятся и в других школах, обряды совершаются и в других храмах). Свойства обрядовых составляющих школы Сингон (мантры — тайные «истинные слова», мандалы — картины с изображением «почитаемых» будд, бодхисаттв и других существ, мудры — особые жесты рук, которыми сопровождается медитация) таковы что всякий, верно воспринимающий их, тем самым тут же, «внезапно», «вдруг», становится буддой. Что же происходит в момент достижения цели буддийского пути, момент, к которому стремятся последователи всех школ? На этот, казалось бы, прикладной, «технический», но в то же время кардинальный вопрос отвечает «тайное учение».

Требует ли это учение особой школы или даже «колесницы», или достаточно «тайного вкуса», присутствующего в любом учении постольку, поскольку в его сутрах есть «истинные слова», мандалы, обряды? И может ли «внезапное», непосредственное просветление из восклицаний, картин и жестов снова быть переведено на путь «речей и слов»? Могут ли «таинства» быть учением, теорией, а не просто школой ритуалистики? Если такое возможно, то задачей Сингон как отдельной школы может считаться разработка прикладных знаний, связанных с воспроизведением мантр, мандал и ритуалов, а также изучение сутр, где (чаще всего в форме восхваления и не всегда внятно — на обычный человеческий взгляд) говорится, в чем именно состоит действенность «тайных» элементов буддийской практики. Однако техническое, прикладное знание об элементах ритуала и о механизмах их действия оказывается невозможным без особого истолкования некоторых базовых положений учения о будде, прозрении и нирване. Таким образом, «тайная» ориентация в области ритуала, не связанная с принятием тайного понимания природы будды и состояния просветления, не дает «тайного» учения в собственном смысле. Отсюда необходимость особой, «чистой» тайной школы.

«Тайное» понимание прозрения — это прежде всего признание его радикальной непонятности, несоизмеримости сознанию обычных людей. Даже самые высокие пути совершенствования не дают ключа к его природе — и при этом оно непостижимым образом тождественно заблуждению, обычному сознанию живых существ. У живых существ нет иной собственной природы, нежели «внутренне выявляемая» природа «исконно присутствующего прозрения», тождественная природе будды. Тождество выявляется непосредственно, «мгновенно»- оно представляет собой тот конечный пункт любого пути, без которого было бы бессмысленным постепенное совершенствование. Обосновывая различные формы передачи учения, «таинства» ставят вопрос: что пользы было бы от упражнений, обрядов, размышление над текстами, если бы на каждом из этих этапов совершенствования его конечная цель — просветление — не была уже дана? «Тайное учение» должно показать, как в каждый из моментов буддийской практики — при чтении текстов, составлении трактатов, произнесении мантр, созерцании мандал — в полной мере достигается прозрение.

Когда и как возникли буддийские «таинства»? Ответить на этот вопрос трудно по нескольким причинам. С одной стороны, мантры и дхарани существуют и в самых ранних, «явных» сутрах, связанных с «историческим буддой» Шакьямуни. С другой стороны, те же мантры, мандалы, обряд и связанная с ним символика (в частности, ваджра как атрибут центрального божества), тантры и многое другое указывают на родство «тайного учения» со школами «почитателей Брахмы и Индры». Часто эту особенность рассматривали как свидетельство небуддийского происхождения «таинств», их чуждости первоначальному учению о просветлении.

Тексты, составляющие канон «тайного учения», датируются только по времени появления китайских переводов. «Сутра о Великом Солнце — Дайнити (Махавайрочане)» соответствует «внешней», открытой проповеди «учения истинных слов». «Сутра о вершине — алмазном жезле» — текст «внутренний», предназначенный лишь для монахов Сингон. К канону также относятся: «Трактат о сердцевине прозрения — бодхичитте», «Трактат о великой мудрости-переправе» и «Толкование к трактату о великой колеснице — махаяне» — текст, выступающий комментарием к «Трактату о пробуждении веры в великой колеснице». Хотя докитайская история перечисленных текстов отчасти известна, отчасти реконструируется, а для некоторых существуют тибетские параллели (санскритских источников большинства «тайных» текстов не сохранилось) — для японской школы Сингон все эти сутры и трактаты существуют исключительно на китайском языке и понимаются только через китайский комментарий. Классическим комментарием Сингон выступает толкование «Дайнити-кё:» составленное И Сином ок. 725-727 г. по устным беседам Шань Увэя.

Появление «тайных» школ в Китае и их институциональное оформление зафиксировано в китайской истории на рубеже VII-VIII вв. Разумеется, тайные буддийские слова были известны в Китае и ранее, однако те сутры не содержат объяснения или обоснования просветляющего воздействия мантр, и это связано с их трактовкой природы будды. Кукай ставит появление «тайных» книг в ряд таких событий, как первое паломничество индийских буддистов в Китай в 61 г. н.э. и первые путешествия танских буддистов на Запад.

Традиционная история школы содержит фиксированный перечень «патриархов» (со), а также «великих учителей» (дайси), «учителей закона» (хо:си). Последовательность учителей именуется «передачей закона» (фухо или «переправой согласно закону» (хо:до). Список учителей, передававших закон «истинных слов», таков:

1.Так пришедший будда-татхагата. Великое Солнце Дайнити (Махавайрочана) в «теле закона» (хоссин Дайнити нёрай)-
2. Бодхисаттва Ваджрасаттва (Конго:сатта)-
3. Бодхисаттва Нагарджуна (Рю:мо, явился через 500 лет после нирваны будды Шакьямуни)-
4. Нагабодхи (Рю:ти, жил в I-VII вв. н.э., прожил около семисот лет)-
5. Цзиньганчжи (Ваджрабодхи, Конго:ти, 671-741, в Китае с 710-х гг.)-
6. Бу Кун (Амогхаваджра, Фуку:, 705-774, в Китае с 720-х гг.)-
7. Хуэйго (Кэйка, 746-805)-
8. Кукай (774-835, во главе школы с 806).

Кроме названных восьми учителей, традиция «таинств» включает имена Шань Увэя (Шубхакарасимхи, Дзэммуи, 637- 735, в Китае с 720-х гг.) — переводчика и толкователя «Сутры о Великом Солнце — Дайнити-Махавайрочане», а также И Сина (Итигё:, 635-713), китайского ученика Шань Увэя, записавшего по устным разъяснениям учителя обширный комментарий к этой сутре.

В отличие от других сутр махаяны, проповедь «тайных» сутр, согласно учению Сингон, произносится самим буддой в «теле закона», а не только возвещает о нем. Эта проповедь происходит неким вне-временным образом (соответственно вневременности самого «тела закона»), она никак не соотнесена с какой-либо точкой в «трех мирах» (прошлом, настоящем, и будущем). Нельзя ее связать и с внутренним временем «проповеди закона», с такими вехами, как просветление будды Шакьямуни под деревом бодхи, проповедь в Бенаресе, на Орлиной горе или последняя проповедь перед нирваной. Вневременной реальности закона принадлежит и Ваджрасаттва — это не собеседник, ученик, а воплощение самого будды, его «тайной», самонаправленной проповеди.

Дальнейшая история школы известна по китайским источникам. Решающую роль в кратковременном, но заметном возвышении «тайных» школ сыграли личные предпочтения танских императоров, видевших в буддизме более действенное средство преодоления смерти, чем в традиционных даосских практиках. Однако сразу после Дай-цзуна на буддистов начались гонения и позднее «тайные» школы в Китае никогда уже не пользовались таким влиянием, как в середине VIII в. Продолжением традиции «тайного учения» — с начала IX в. до наших дней — стала японская школа Сингон.

«Тайные учения» Японии не являются полностью заимствованными, а имеют свою предысторию. Приверженцами этих учений были «совершающие деяния в горах» — ямабуси («скрывающиеся в горах»). В древности их называли также санга — «лежащими в горах распростершись». Если попытаться кратко охарактеризовать из, то можно сказать, что это люди, которые, поклоняясь горам, совершают там религиозные обряды и, обретя таким образом «силу воздействия», занимаются магией — молениями о кадзи.

Горы, реки, пустынные долины, места на побережье, где человек не успел еще оставить следов, с древности считались в Японии «святыми», населенными разнообразными духами. В таких местах собиралось множество людей для совершения религиозных обрядов. В VI веке эти верования соединились с пришедшим на острова буддизмом, и в VII веке оформилась самобытная японская религия сюгендо, которая распространилась по всей стране в горных районах.

Когда Японии достигло «тайное учение», оно соединилось с сюгендо, в котором выделилось два течения — ходзан, связанное с «тайным учением» Тэндай, и тодзан, вязанное с учением Сингон. Эти два течения сюгэндо, преодолев за свою многовековую историю многочисленные перипетии, существуют и в настоящее время.

 

[IPSISSIMUS]

Кобо Дайси (Кукай)


Имя Кукая стоит одним из первых в перечнях основателей японских традиций каллиграфии и скульптуры, ученой поэзии и поэтической теории, педагогики и гидротехники, он один из тех, кому японская культура обязана своей интернациональностью. Буддизм «тайной ориентации», ставший благодаря Кукаю частью японской культуры, представляется в данном случае не просто одним из китайских заимствований, но и важным каналом культурного обмена между Японией и внешним миром.

Кобо Дайси (Одайси-сама) родился в 15 день 6 луны в Бёбугаура, в провинции Сануки на о. Сикоку (соврем. Дзэнцудзи, префектура Кагава), по преданию ровно через четырнадцать дней после кончины Бу Куна в Китае. Отец принадлежал к опальному в те годы руду Саэки, мать — к роду Ато. Одним из предков Кобо Дайси считается Вани, упоминаемый в «Кодзики» и «Нихон сёки» (см. Синто) мудрец, призванный к японскому государю Одзин из Кудара (Пэкче), чтобы впервые познакомить японцев с классическими китайскими книгами, а, по некоторым версиям, с книгами и грамотой вообще. Конфуцианское образование Кобо Дайси получал в доме дяди по материнской линии, Ато-но Омари, затем в столичной школе (дайгаку). Примечательно, что с мантрами Кобо Дайси, как считается, впервые познакомился в школе — как с признанным средством для достижения успехов в заучивании школьного набора китайских текстов. Было ли это тренировка памяти, школярская магия или молитва — так или иначе мантры составляли часть повседневного обихода, область, ждущую осмысления и объяснения. Позднее, примерно с двадцати и до тридцати лет, Кобо Дайси вел отшельническую жизнь в горах, учился основам буддийской практики, изучал сутры (в том числе «Дайнити-кё:», уже тогда известную в Японии). Подобный период поисков и самоуглубления отмечается в большинстве жизнеописаний буддийских учителей, он соответствует аскезе будды Шакьямуни. Но, хотя сама по себе литературная деятельность плохо сочетается с отшельничеством, Кукай все время пишет «Указания на пути возвращения к трем учениям» (Сангё: сики) — текст, где в форме диалога представлены доводы в пользу выбора того или иного учения: конфуцианства, даосизма и буддизма.

Имея возможность выбора между мирской и буддийской карьерой, Кобо Дайси отдает предпочтение буддийскому учению, решает стать монахом. С этого времени и появляется имя Ку:кай, состоящее из иероглифов со значениями «небо» или «пустота» (ку:/сора) и «море» (кай/уми). Выдержав экзамены на знание буддийского канона и пройдя посвящение, Кукай вскоре оказался замечен при дворе и включен в состав посольства в Тан (вместе с Сайтё, будущим основателем школы Тэндай). В традиции оба останутся «вернувшимися из Тан» — близкого, и все же иного мира, из-за моря.

В Китае Кукай провел около двух лет. Обучение его проходило в Чанъани, в столичном храме школы Чжэньянь- учителем и наставником в ритуале посвящения был Хуэйго, а санскриту, вероятно, обучал также монах по имени Праджня. Имя, принятое Кукаем при посвящении — Хэндзё:-конго:, «Повсюду сияющий алмазный жезл». В конце 805 г. патриарх Хуэйго, чувствуя близкую смерть, завещал школу трем ученикам, призвав их проповедовать тайное учение в Китае, Корее и Японии, причем высшая честь написать надгробное слово учителю досталось Кукаю.

В Японии ко времени возвращения Кукая из двухгодичного путешествия в Китай буддийское «тайное учение» уже имело некоторую предысторию. По многих храмах хранились списки «Дайнити-кё:», а сооружение статуй большого будды Русяны (Махавайрочаны) почти на два века предшествовало введению культа этого будды по обряду Сингон.

Определение места Сингон в культуре хэйанской Японии в значительной мере сводится к описанию коллизии «буддизм — императорский двор» и роли «тайного учения» в посвящении государей. Что касается школ периода Хэйан, то для них основной формой взаимоотношений с государством становится личное обращение буддийского учителя с государем. Так, Кукай и государь Сага обмениваются посланиями. В дни мятежа 810 г. Кукай молится об умиротворении страны- в итоге попытка низложить Сага оказалась неудачной и быстрое усмирение смуты связывалось с заступничеством будды. Позднее Кукай составляет несколько текстов популярного характера, рассчитанных на чтение в присутствии государя, сочетающих буддийскую ученость и широту светской (прежде всего конфуцианской) образованности. Но преимущественной задачей школы остается чтение сутр и мантр, защищающих страну, и посвящение императора, проводимое его личным наставником.

В 810-820-е годы Кукай занимает различные должности в столичных храмах, ведет обширную переписку с государем и с учителями других буддийских школ, пишет китайские стихи. В качестве руководителя школы Сингон он в 815 г. участвует в полемике о просветленной природе в живых существах. Все ли достигнут прозрения, станут едины с буддой? Или сама идея разделения мира на мир будды и мир непросветленных существ, предполагает градацию степенй невежества/прозрения, а значит, и нулевую ступень, существо, вовсе лишенное природы будды? В зависимости от ответов на эти вопросы новые хэйанские школы, прежде всего Тэндай и ее руководитель Сайтё, пытались размежеваться со старыми, нарскими школами, представленными в споре школой Хоссо. Школа Сингон без оговорок принимает махаянский тезис о всеобщности прозрения, но, в отличие от Тэндай, не требует обращения к «единому пути», совмещает всеобщность и множественность, иерархичность. Опыт этих споров, разведения позций «тайного» и «явних» учений, стал основой догматических построений Кукая в «Трактате о различиях между двумя учениями, явным и тайным». К нему во многом восходит и постановка вопросов в «догматической трилогии» Кукая — трактатах «О смысле слов Стать буддой в этом теле», «О смысле звука, знака и действительного облика», «О смысле знака ХУМ». Свидетельством успеха апологетической деятельности Кукая биографы считают то, что несколько учеников Сайтё перешли в этот период в школу Сингон.

В 816 г. Кукай спрашивает разрешения начать строительство храма Сингон на горе Коя. Самоцельность и самобытность буддийского учения подчеркивается перемещением школ из столичных храмов в горы, строительством монастырей на горах Хиэй (Тэндай) и Коя (Сингон). После того, как храм, получивший название Конго:будзи, «Храм — доля алмазного жезла», был построен. Однако именно к этому периоду относится строительство водохранилища в Сануки на родине Кукая и учреждение в столице под его руководством общедоступной школы «различных искусств и наук», в программу которой входили начала всех трех учений (буддийского, конфуцианского и даосского).

В начале периода Хэйан правила приема новых монахов в буддийские школы менялись несколько раз. От школ требовалось представление описаний их учения, своего рода отчета о состоянии толковательской работы в школе (начиная с 798 г. в монахи не мог быть принят ученик, не умеющий толковать сутры). В 830 г. такой запрос стал поводом для написания «Трактата о десяти состояниях сердца» и его сокращенной версии, «Драгоценного ключа к тайному хранилищу». В этих текстах Кукай дает обзор десяти учений, в том числе трех небуддийских (даосизма, конфуцианства, веры в небожителей), а также шести «явных» буддийских школ (двух школ хинаяны, а также виджнянавады (Хоссо), шуньявады (Санрон), школ Тэндай и Кэгон) и наконец, самой «тайной» школы Сингон. Десять учений выстроены в иерархической последовательности (с Сингон во главе), в основе которой лежит схема «десяти состояний сердца». К числу мотивов, вошедших в «описания всех школ» в этом сочинении Кукая, можно отнести и попытки еще раз противопоставить новые школы нарским, и задачу отмежевания «учения истинных слов» от «таинств», предлагаемых школой Тэндай, и более широкое устремление — с помощью популярного, богатого в чисто литературном отношении и разнообразного по материалу сочинения вновь привлечь внимание двора к буддизму.

Последнее из оставленных Кукаем сочинений, «Тайный ключ к «Сутре-сердцу праджня-парамиты»» снова строится как сопоставление «явных» и «тайного» учений, и его итог — их внутреннее совпадение, сущностное единство.

Разработка «тайного» канона учениками Кукая после его смерти закончилась разделением школы на Синги-сингон («Школа истинных слов в новом смысле») и Коя-сан-сингон или Коги-Сингон («Школа истинных слов с горы Коя», по названию горы, на которой Кукай учредил основные храмы школы, или «Истинных слов в старом смысле»). Деятельность Какубана (Когё-Дайси, 1095-1143), основателя Синги-сингон, приходится на самый конец эпохи Хэйан и в значительной мере предваряет преобразования, произошедшие в японском буддизме в следующий период, в эпоху Камакура. Два наиболее влиятельных направления камакуркого буддизма, дзэн и амидаизм, оказываются в значительной мере зависимыми от построений Сингон. Тезис школы Сингон «стать буддой в этом теле» (за которым стоит концепция прижизненного, моментального, «внезапного» просветления, доступного каждому из существ) образует ключевой пункт для хэйанского буддизма в целом.

 

[IPSISSIMUS]

Две сингонские сутры


Напомню, что текстами, составляющими канон школы Сингон, являются Сутра о Великом Солнце и Сутра об Алмазной Вершине

В Сутре о Великом Солнце раскрывается «тайное учение» и методы его постижения: мандалы, гома (жертвенный обряд возжигания восьми тысяч дощечек с целью очищения человека от затемнения сознания, которое мешает проникновению божественного Света), мудры, таинство «истинных слов». Без овладения практикой Сингон не откроется смысл сутры. Сутра об Алмазной Вершине, появившаяся полвека спустя, трактует о методах, связанных с «миром алмаза», тайного знания, открывающегося человеку, вступившему на Путь Татхагаты (Татхагата — Будда — «Кто приходит и уходит Так», спонтанно- путь избавления от затуманенного иллюзиями разума и достижение абсолютного Разума). Обе сутры содержат «истинные слова» Будды в «теле Дхармы», тогда как другие сутры сообщают мысли Будды в «превращенных телах», то есть не обладают абсолютной значимостью, не универсальны.

Первая сутра состоит из семи свитков: шесть первых — сам текст, а седьмой — описание ритуала Сингон. Состоит сутра из проповедей Татхагаты Великое Солнце. Проповеди посвящают в «три таинства», три «действия» — тела, уст и мысли. Сутра Махавайрочана олицетворяет «мудрость всех мудростей», или абсолютную мудрость. Потенциально высшая мудрость присуща каждому живому существу, потому что изначальная природа всего сущего совершенно чиста. И есть «врата» к этой мудрости — это Сутра о Великом Солнце, это Великое Сострадание.

Вторая — Сутра об Алмазной Вершине — посвящает в таинство медитации, йогической практики, чтобы обрести «тело» Махавайрочаны. Если душа первой сутры — энергия Великого Солнца, то душа второй сутры — энергия Луны, лунного диска, сосредоточенность на котором проясняет сознание, возводит его в степень «сознания алмаза», «нерушимой, как алмаз мудрости», или исповедующий Сутру достигает состояния самадхи (особое состояние сознания — максимальная концентрация, выход из скорлупы эго к полной Свободе), отождествляется с Телом Будды Махавайрочана. Обе эти сутры дополняют друг друга, как дополняют друг друга вселенское мужское и женское начала.

Дух каждой из сутр отражен в соответствующей мандале. Первая из двух воплощает «мир чрева» (тайдзокай) — мир будды в феноменальном мире- вторая олицетворяет «мир алмаза» (конгокай) — истинный мир будды. «Мир чрева» порождает все явления в нашем мире. В «чреве» Махавайрочаны хранится до поры до времени и Просветленное сознание, предназначенное каждому, и «пять Великих элементов», составляющих вселенскую энергию (махабхут) — огонь, вода, земля, ветер (эфир) и пространство. А сознание, которое объемлет или пронизывает все остальные элементы, — это уже шестое Великое «семя», ведущее мир к Спасению. Все в одном, одно во всем, то есть мир принципиально недвойственен, ничто ничему не противостоит, лишь человеческое Неведение (авидья) сталкивает одно с другим, создавая искусственные дхармы или все более погружаясь в мир тьмы, иллюзий, который живет по законам, чуждым истинному Бытию, а потому в конце концом этим Бытием отторгается. Только неразвитое сознание сопротивляется вселенской благости, милосердию Будды Великое Солнце, одаряющему все сущее в равной мере своим теплом и светом.

Первая мандала рождает из чрева Великое Сострадание (дайхи), вторая — воплощает «тело мудрости» Махавайрочаны. Описание первой содержится в сутре о Великом Солнце, второй — в сутре Алмазной Вершины. Первая акцентирует всеприсущность Великого Сострадания Будды Махавайрочаны, благодаря которому всех ждет спасение. Вторая воплощает «совершенную мудрость» Махавайрочаны, которая присуща всем живым существам, но проявилась лишь у будд и бодхисаттв.

Сутра о Великом Солнце представляет материальное начало, которое понимается как материнское, а Сутра Алмазной Вершины символизирует духовное прозрение, отцовское начало, твердость «алмазного мира». Уже учитель Кукая — Кэйка — провозгласил принцип «рёбу фуни» (букв. обе части недвойственны), то есть мир чрева и алмазный мир, сострадание и мудрость недвойственны, одного нет без другого: сострадания без мудрости и мудрости без сострадания. Так же недвойственны дух и материя, душа и тело человека, человек и природа, Земля и Небо.

Этим модель школы Сингон (как и буддийская в общем) принципиально отлична от древнегреческой, заложившей мировоззренческую основу европейской цивилизации — скачкообразный ритм истории, обусловленный законом противоречия, власти, борьбы как закона существования.




Метод «телесного хранения и обращения к источнику жизни» (госин кимё), обостряющий память.


В эзотерическом буддизме множество разнообразных ритуалов. Один из простейших — это рекомендованный и практикуемый первоиерархом Сингон из монастыря на горе Коя и его святейшеством Мицуи Эйко метод «телесного хранения и обращения к источнику жизни».

Суть его в телесном очищении и укреплении, необходимом монаху перед совершением прочих действ. Он не требует ни особого места, ни ритуальных предметов. Используется только собственное тело. Метод этот очень полезен и для повседневной жизни. Состоит он из следующих действий.

Вначале нужно сесть в «позу лотоса» (кэкка-фудза), то есть ступню левой ноги положить на правое бедро, а затем ступню правой на левое, или в «полулотос» (ханка-дза): только правая нога на бедре левой, или в традиционную японскую позу «сэйдза» (буквально: правильное сидение) с подогнутыми под себя ногами

Сидя в этой позе, необходимо очистить «тело, уста и сознание» с помощью ритуала «очищения трех» (дзёсанго).

Ладони сложены вместе, округлены, а кончики средних пальцев слегка разведены, как лепестки раскрывающегося бутона лотоса (мудра «лотосового поклонения»).

Не нарушая мудры, поднести руки 1)ко лбу, 2)к правому плечу, 3)к левому плечу, 4)к груди, 5)к горлу, каждый раз произнося при этом мантру: «Он совахамбасюда арабатарама совахамба сюдо кан» (Все сущее чисто и равноценно, такова же личность)

Затем совершается «Триптих» (самбу) — действо по принятию в очищенное тело, уста и сознание Трех чистых Тайн Будды. Действо это разделено на три стадии: Будды (Таинство Тела), Лотоса (Таинство Уст) и Алмаза (Таинство Сознания).

В первой стадии (Будды) руки сложены в «мудре Будды-чакравартина» (указательные пальцы сложенных вместе ладоней заведены за средние, а большие согнуты и прижаты к основанию указательных) и один раз произносится мантра: «Он татагятоо дохамбая совака» (Святая благодать Будды рождается в моем теле)

Во второй (Лотоса) — принимается «восьмилепестковая мудра» (вначале пальцы возвращается в «лотосовую мудру», а затем сложенными остаются только большие пальцы раскрывшегося лотоса) и один раз произносится мантра: «Он хандоба дохамбая совака» (В моем сердце рождается великое милосердие Будды)

В третьей стадии (Алмаза) пальцы сложены в «мудре ваджры-трезубца» (санко). После восьмилепестковой мудры ладони складываются вместе, как для поклона, затем руки складываются тыльными сторонами с противоположно направленными пальцами, так что у верхней, правой руки ладонь развернута вверх, а у нижней, левой — вниз, а большие пальцы и мизинцы обеих рук переплетаются в замке. В таком виде руки помещаются около пупа, и свободные три пальца каждой кисти слегка раскрываются. При этом единожды произносится мантра: «Он бадзоро дохамбая совака» (Алмазная мудрость рождается в моем сердце)

Теперь нужно ритуалом «облачения в защитные доспехи» (хико госин) укрепить тело для того, чтобы в окружающем обществе нести благодатную помощь (спасение) живым существам.

«Мудра шлема и панциря» — раскрыть «мудру ваджры» и левую руку тоже развернуть ладонью вверх, переплести пальцы так, чтобы большой палец правой руки был сверху, и согнуть их вовнутрь в фигуре «внутренние узы» (найбаку). Раздвинуть руки ладонями вниз, распрямить и соединить концами средние пальцы, а согнутые указательные упереть запорами в из «спины». Согнутые большие пальцы упираются в согнутые безымянные.

В таком виде поднести кисти 1)ко лбу, 2) к правому плечу, 3)к левому плечу, 4) к груди, 5) к горлу, каждый раз при этом произнося мантру: «Он бадзара гини харати хатая совака» (Уповаю на Сияющего алмазным пламенем)

После завершения этого действа складывается «мудра кулака разума» — пальцы обеих рук собираются перед грудью в кулаки так, что большие загнуты внутрь кулаков. Указательный палец левой руки раскрывается и обхватывается мизинцем, безымянным и средним пальцами правой руки, а сверху зажимается указательным и большим пальцами правой. Один раз произносится мантра: «Он а совака» (Я одно целое с Буддой, то есть тело мое есть тело Ваджрасаттвы, чей отец — Татхагата Вайрочана (Дайнити Нёрай)).

В эзотерическом буддизме правая рука символизирует Будду, точнее, изначального вселенского Будду — Татхагату Вайрочану, а левая — себя самого. Указательные же пальцы обеих рук выражают жизни этих двоих. Связывая их воедино, «мудра кулака разума» стремятся соединить в одно целое Космос и собственное «я».

В конце с мудрой «алмазного поклонения» единожды произносится мантра: «Наму дайси Хэндзёо Конгоо» (Прибегаю к Великому Учителю, следую его путем, стремясь стать, как и он, Буддой, светом миру).

Таков ритуал «телесного хранения и обращения к источнику жизни». И хотя он имеет десятки вариантов исполнения, различающихся и мудрами, и мантрами, для рядового мирянина достаточно действенна и приведенная его основа. Это придаст вам уверенность во всех делах и ощущение, что Будда — ваш защитник.
(Икэгути Экан — настоятель сингонского храма)