Divider

ПРОЧТИТЕ ВНИМАТЕЛЬНО ГЛАВЫ ИЗ ОДНОЙ КНИГИ.

IPSISSIMUS

Administrator
Регистрация:19 Апр 2013
Сообщения:39.252
Реакции:1.293
Баллы:113
СОВЕТУЮ ПРОЧИТАТЬ И ПОДУМАТЬ О МУДРОСТИ ЖРЕЦОВ И ГЛУПОСТИ ТОЛПЫ...
 

IPSISSIMUS

Administrator
Регистрация:19 Апр 2013
Сообщения:39.252
Реакции:1.293
Баллы:113
1

Невдалеке от города Бубаста находился большой храм богини Хатор.
В месяце паини (март - апрель), в день весеннего равноденствия, часов в
десять вечера, когда звезда Сириус склонялась к закату, у ворот храма
остановились два жреца, пришедшие, по-видимому, издалека. За ними следовал
паломник. Он шел босиком, голова его была посыпана пеплом, лицо закрыто
лоскутом грубой холстины.
Несмотря на ясную ночь, черты двух других путников также нельзя было
разглядеть. Они стояли в тени двух исполинских статуй богини с коровьей
головой, охранявших вход в храм и милостивым своим оком оберегавших ном
Хабу от мора, засухи и южных ветров.
Отдохнув немного, паломник припал грудью к земле и долго молился. Потом
встал, взял в руки медную колотушку и постучал в ворота. Мощный звон
прокатился по всем дворам, отдался эхом от толстых стен храма и пронесся
над пшеничными полями, над крышами крестьянских мазанок, над серебристыми
водами Нила, где слабыми вскриками ответили ему разбуженные птицы.
Наконец за воротами послышался шорох и кто-то спросил:
- Кто нас будит?
- Раб божий Рамсес, - ответил паломник.
- Зачем ты пришел?
- За светом мудрости.
- Какие у тебя на это права?
- Я получил посвящение в низший сан и во время больших процессий в
храме ношу факел.
Ворота широко отворились. На пороге стоял жрец в белой одежде. Протянув
руку, он медленно и внятно произнес:
- Войди. И когда ты переступишь этот порог, да ниспошлют боги покой
твоей душе и да исполнятся желания, которые ты возносишь к ним в смиренной
молитве.
Паломник припал к его ногам, а жрец, делая какие-то таинственные знаки
над его головой, прошептал:
- Во имя того, кто есть, кто был и будет... кто все сотворил... чье
дыхание наполняет мир зримый и незримый и кто есть жизнь вечная...
Когда ворота закрылись, жрец взял Рамсеса за руку и в темноте повел его
между огромными колоннами в предназначенное ему жилище. Это была небольшая
келья, освещенная плошкой. На каменный пол была брошена охапка сена, в
углу стоял кувшин с водой, а рядом лежала ячменная лепешка.
- Я вижу, что здесь я действительно отдохну от гостеприимства номархов!
- весело воскликнул Рамсес.
- Думай о вечности! - произнес жрец и удалился.
На царевича неприятно подействовал этот ответ. Несмотря на голод, он не
стал есть лепешку и не выпил воды. Он присел на подстилку из сухой травы
и, глядя на свои израненные в пути ноги, думал: &quot-Зачем я сюда пришел?..
Зачем добровольно отказался от своего высокого положения?..&quot-
Голые стены кельи напоминали ему отроческие годы, проведенные в школе
жрецов. Сколько побоев вынес он там!.. Сколько ночей провел в наказание на
каменном полу! И сейчас он вновь почувствовал прежнюю ненависть и страх к
суровым жрецам, которые на все его просьбы и вопросы отвечали неизменно:
&quot-Думай о вечности!&quot-
После нескольких месяцев шумной жизни попасть в такую тишину, променять
двор наследника на сумрак и одиночество и, отказавшись от пиршества,
женщин и музыки, запереться в угрюмых каменных стенах...
- Я с ума сошел!.. Я с ума сошел!.. - повторял Рамсес.
Он готов был уже покинуть храм, но его остановила мысль, что ему могут
не открыть ворота. Грязь, покрывавшая его ноги, пепел, сыпавшийся с волос,
жесткое рубище паломника - все стало ему вдруг противно. О, если б при нем
был меч! Но разве в этой одежде и в этом месте он посмел бы пустить его в
ход?
Рамсес почувствовал непреодолимый страх, и это отрезвило его. Он
вспомнил, что боги в храмах ниспосылают на людей этот трепет, который
должен служить началом постижения мудрости.
&quot-Но ведь я наместник и наследник фараона, - подумал он. - Кто здесь
может мне что-либо сделать?&quot-
Рамсес встал и вышел из своей кельи. Он очутился на большом дворе,
окруженном колоннами. Ярко светили звезды, в одном конце двора видны были
огромные пилоны, в другом - открытые врата храма.
Он направился туда. Здесь царил мрак, и лишь где-то вдали горело
несколько светильников, как бы паривших в воздухе. Вглядевшись, он увидел
между входом и огнями целый лес толстых колонн, капители которых
расплывались во тьме. В глубине, в нескольких сотнях шагов от него, смутно
виднелись исполинские ноги сидящей богини и ее руки, лежавшие на коленях,
едва освещенных светом светилен.
Вдруг он услышал шорох. Вдали из бокового придела показались белые
фигуры, выступавшие попарно. Это было ночное шествие жрецов для поклонения
статуе богини. Они пели в два хора.
Хор первый. &quot-Я тот, кто сотворил небо и землю и населил их живыми
существами&quot-.
Хор второй. &quot-Я тот, кто создал воду и большой разлив ее, кто дал мать
быку - отцу всего сущего&quot-.
Хор первый. &quot-Я тот, кто сотворил небо и тайну его высот и вложил в них
души богов&quot-.
Хор второй. &quot-Я тот, кто, открывая глаза, повсюду разливает свет, а
закрывая их - все окутывает тьмой&quot-.
Хор первый. &quot-Воды Нила текут по его повелению...&quot-
Хор второй. &quot-Но боги не ведают его имени&quot- (*0).
Их голоса, сначала неясные, становились все громче, так что слышно было
каждое слово, но, по мере того как процессия удалялась, они стали
рассеиваться между колоннами, стихать, и, наконец, все смолкло.
&quot-Однако эти люди не только едят, пьют и копят богатства, - подумал
Рамсес, - они действительно служат богам даже ночью. Но для чего это
статуе?&quot-
Царевич не раз видел на границах номов статуи богов, которых жители
соседнего нома забрасывали грязью, а солдаты чужеземных полков
обстреливали из луков и пращей. Если боги терпеливо сносят такое
поношение, то вряд ли их трогают также молитвы и процессии.
&quot-Кто, впрочем, видел богов?&quot- - задал он себе вопрос.
Огромные размеры храма, его бесчисленные колонны, огни, горящие перед
статуей, - все это привлекало Рамсеса. Ему захотелось осмотреться в этом
таинственном сумраке, и он пошел вперед.
Вдруг ему почудилось, будто к его затылку мягко прикоснулась чья-то
рука... Он оглянулся... Никого не было... Он пошел дальше.
На этот раз две руки обхватили его голову, а третья, большая рука,
легла на плечи...
- Кто здесь? - вскрикнул царевич и бросился к колоннам, но споткнулся и
чуть не упал - кто-то схватил его за ноги.
Ему снова стало страшно еще больше, чем в келье, и он, как безумный,
побежал, натыкаясь на колонны, которые, казалось, нарочно преграждали ему
дорогу. Темнота охватывала его со всех сторон.
- О святая богиня, спаси! - прошептал он.
И тут же остановился: в нескольких шагах от него были широко открытые
ворота храма, в которые глядело звездное небо. Он оглянулся: среди леса
гигантских колонн горели светильники, едва освещая бронзовые колени богини
Хатор. Царевич возвратился в свою келью взволнованный и потрясенный.
Сердце металось в груди, как птица, пойманная в силки. Впервые за много
лет он пал ниц и стал горячо молиться о милосердии и прощении.
- Ты будешь услышан! - раздался над ним приятный голос.
Рамсес быстро поднял голову, но в келье никого не было. Тогда он стал
молиться с еще большим жаром и так и заснул, распростертый крестообразно
на каменном полу, припав к нему лицом.
На следующий день он проснулся другим человеком: он познал власть богов
и получил надежду на прощение.
С этих пор в продолжение длинного ряда дней Рамсес с рвением и верой
предавался благочестивым испытаниям. Он дал сбрить себе волосы, облачился
в жреческие одежды, подолгу молился в своей келье и четыре раза в сутки
пел в хоре самых младших жрецов. Его прошлая жизнь, заполненная
развлечениями, казалась ему отвратительной: с ужасом думал он о том
неверии, которым заразился от распущенной молодежи и чужеземцев, и если бы
ему в это время предложили выбрать трон или жреческий сан, он не знал бы,
что предпочесть.
Однажды верховный жрец храма призвал царевича к себе и напомнил, что он
пришел сюда не только молиться, но и познать мудрость. Похвалив его
благочестивый образ жизни, благодаря которому он уже очистился от мирской
суеты, жрец велел ему ознакомиться с существующими при храме школами.
Скорее из послушания, чем из любопытства, Рамсес прямо от него
отправился во внешний двор, где помещался класс чтения и письма.
Это был большой зал, который освещался сверху через отверстие в крыше.
На циновке сидело несколько десятков совершенно обнаженных учеников с
навощенными дощечками в руках. Одна стена была из гладкого алебастра.
Перед ней стоял учитель и разноцветными мелками чертил на ней знаки.
Когда царевич вошел, ученики (почти все одного с ним возраста) пали
ниц, учитель же, склонившись, прервал урок, чтобы прочесть юношам
наставление о великом значении науки.
- Друзья мои, - говорил он, - &quot-человек, у которого сердце не лежит к
наукам, должен заниматься физическим трудом и напрягать зрение. Но тот,
кто оценил преимущества учения и отдался ему всей душой, может достичь
всякой власти, всяких придворных должностей. Помните об этом! Взгляните на
жалкую жизнь людей, не знающих грамоты. Кузнец черен, вымазан сажей, руки
у него в мозолях, и работает он день и ночь. Каменотес, чтобы наполнить
желудок, в кровь сбивает себе пальцы. Штукатура, отделывающего капители в
форме лотоса, порой сносит ветром с гребня кровли. У ткача всегда согнуты
колени. Оружейный мастер вечно странствует: не успеет он вечером вернуться
в свой дом, как утром уже спешит его покинуть. У маляра, расписывающего
стены жилищ, пальцы всегда в краске, а время он проводит в обществе
прохвостов. Скороход, прощаясь с семьей, должен писать завещание, ибо
рискует встретить в пути хищных зверей или кочевников-азиатов. Я показал
вам судьбу людей, занимающихся разными ремеслами, так как хочу, чтобы вы
полюбили искусство письма - основу всех основ. А теперь я покажу вам его
достоинства. Письмо важнее всех других занятий. Тот, кто владеет
искусством письма, с детства пользуется уважением, ему поручаются великие
дела. А тот, кто неграмотен, живет в нищете. Учение в школе тяжело, как
восхождение на гору, но зато вам хватит его на целую вечность. Спешите же
как можно скорее постичь и полюбить науку. Звание писца - высокое звание:
его чернильница и книга доставляют ему радость и богатство&quot- (*0).
После этого похвального слова науке, которое в течение трех тысяч лет
неизменно слушали египетские ученики, учитель взял мелок и стал писать на
алебастровой стене азбуку. Каждая буква изображалась несколькими
иероглифическими или демотическими знаками (*80). Глаз птицы или перо
обозначали букву А, овца или цветочный горшок - букву Б, стоящий человек
или челнок - букву К, змея - Р, сидящий человек или звезды - С. Обилие
знаков крайне затрудняло обучение чтению и письму.
Рамсес устал все время только слушать и оживлялся, лишь когда учитель
заставлял кого-нибудь из учеников начертить или назвать букву и бил его
палкой за ошибки.
Распрощавшись с учителем и учениками, наследник из школы писцов прошел
в школу землемеров. Там молодых людей учили снимать планы с полей, имевших
чаще всего форму прямоугольника, и нивелировать почву при помощи двух вех
и угольника. В этом же отделении учили писать числа - искусству не менее
сложному, чем писание иероглифов или демотических знаков. Простейшие
арифметические действия составляли программу высшего курса, и
производились они при помощи шариков.
Рамсесу это скоро наскучило, и прошло несколько дней, прежде чем он
решился посетить школу лекарей.
Это была в то же время и больница, представлявшая собой большой
тенистый сад, где благоухали душистые травы. Больные проводили здесь целые
дни на воздухе и солнце, лежа на койках, на которых вместо матрацев было
натянуто полотно.
Рамсес вошел туда в самый разгар врачевания. Несколько пациентов
купалось в проточном пруду, одного смазывали благовонными мазями, другого
окуривали. Некоторых усыпляли при помощи взгляда и движения руки. Кто-то
стонал в то время, как ему вправляли вывихнутую ногу.
Тяжелобольной женщине жрец подносил в кружке микстуру, приговаривая:
&quot-Войди, лекарство, войди, изгони боль из моего сердца, из моих членов,
чудотворное лекарство&quot- (*0).
Царевич, в сопровождении великого лекаря, направился в аптеку, где один
из жрецов изготовлял целебные снадобья из трав, меда, оливкового масла, из
кожи змей и ящериц, из костей и жира животных.
При появлении Рамсеса жрец не оторвал глаз от своей работы. Продолжая
взвешивать и растирать какие-то вещества, он бормотал молитву:
&quot-Исцелило Исиду, исцелило Исиду, исцелило Гора... О Исида, великая
волшебница, исцели меня, избавь от всех дурных, злых болезней, от
лихорадки бога и лихорадки богини... О Шанагат, сын Эенагате! Эрукате!
Крауарушагате! Папарука папарака папарура...&quot- (*0)
- Что он говорит? - спросил наследник.
- Это тайна, - ответил великий лекарь, приложив палец к губам.
Когда они вышли на пустой двор, Рамсес обратился к великому лекарю:
- Скажи мне, святой отец, в чем состоит лекарское искусство и на чем
основаны способы лечения? Я слышал, что болезнь - это злой дух, которого
голод заставляет вселиться в человека и мучить его, пока он не получит
подходящей пищи, и что один злой дух, или болезнь, питается медом, другой
- оливковым маслом, а третий - выделениями животных. Поэтому врач должен
прежде всего знать, какой дух вселился в больного, а затем - какую пищу
нужно ему давать, чтобы он не мучил человека.
Жрец задумался, потом ответил:
- Что такое болезнь и как она нападает на человеческое тело, этого я не
могу тебе сказать, Рамсес. Объясню тебе только, так как ты уже очистился,
чем мы руководствуемся при назначении лекарств. Представь себе, что у
человека болит печень. Так вот мы, жрецы, знаем, что печень находится под
влиянием звезды Пенетер-Дэва [планета Венера] и что лечение должно
находиться в зависимости от этой звезды. Но тут существуют две школы: одни
утверждают, что человеку с больной печенью надо давать все то, над чем
Пенетер-Дэва имеет власть, а именно: медь, ляпис-лазурь, отвары из цветов,
главным образом из вербены и валерианы, наконец - разные части тела
горлицы и козла- другие же полагают, что, когда больна печень, нужно
лечить ее как раз противоположными средствами. А так как антиподом
Пенетер-Дэвы является Собек [планета Меркурий], то лекарствами будут
ртуть, изумруд и агат, орешник и подбел, а также части тела лягушки и
совы, стертые в порошок. Но это еще не все. Значение имеют также день,
месяц и время дня, ибо каждый день и час находится под влиянием звезды,
которая усиливает или ослабляет действия лекарства. Надо наконец помнить,
какая звезда и какой знак зодиака благоприятствуют больному. Лишь когда
врач примет все это во внимание, он может прописать безошибочно
действующее лекарство.
- И вы исцеляете всех больных, приходящих в храм?
Жрец отрицательно покачал головой.
- Нет, - ответил он, - человеческий ум, вынужденный считаться со всем
этим, легко может ошибиться. И что еще хуже: завистливые духи, гении
других храмов, ревнуя к своей славе, нередко мешают лекарю и нарушают
действие его лекарств. Поэтому конечный результат может быть различен:
один больной полностью выздоравливает, другой слегка поправляется, а
третий остается в прежнем состоянии. Бывают, впрочем, случаи, что больной
заболевает еще сильнее или даже умирает... На то воля богов!..
Рамсес слушал внимательно- но в душе сознавал, что много не понимает.
Вспомнив же цель своего прихода в храм, он спросил великого лекаря:
- Вы собирались, святые отцы, открыть мне тайну фараоновой казны. Имеет
ли к ней отношение то, что я видел?
- Никакого, - ответил лекарь, - мы несведущи в государственных делах.
Вот приедет святой Пентуэр, - это великий мудрец, он снимет пелену с твоих
глаз.
Рамсес простился с лекарем, еще с большим нетерпением ожидая того, что
должны были ему показать.
 

IPSISSIMUS

Administrator
Регистрация:19 Апр 2013
Сообщения:39.252
Реакции:1.293
Баллы:113
Храм Хатор встретил Пентуэра с великими почестями. Низшие жрецы вышли
ему навстречу на расстояние в полчаса пути, чтобы приветствовать знатного
гостя. Из всех чудотворных мест Нижнего Египта приехало много верховных
жрецов, святых пророков, сынов божьих, чтобы услышать слова мудрости.
Несколькими днями позже прибыли великий жрец Мефрес и пророк Ментесуфис.
Пентуэру воздавали почести не только потому, что он был советником
военного министра и, несмотря на свой сравнительно молодой возраст, членом
верховной коллегии жрецов, но и потому, что он пользовался славой во всем
Египте. Боги одарили его сверхчеловеческой памятью, красноречием и,
главное, чудесным даром прозорливости. Во всяком деле и предмете он
замечал стороны, скрытые от других людей, и умел изложить их понятным для
всех образом.
Узнав, что Пентуэр будет возглавлять религиозный праздник в храме
Хатор, не один номарх и не один высокий сановник фараона завидовал самому
скромному жрецу, который услышит его вдохновенное слово.
Священнослужители, вышедшие на дорогу приветствовать Пентуэра, были
уверены, что высокое духовное лицо прибудет в дворцовой колеснице или в
носилках, несомых восемью рабами. Каково же было их удивление, когда они
увидели худого аскета с обнаженной головой, в рубище, ехавшего одиноко на
ослице и встретившего их с великим смирением.
Когда его ввели в храм, он принес жертву богине и тотчас же отправился
осмотреть место, где должно было состояться торжество.
После этого его больше не видели, но в самом храме и прилегающих к нему
дворах началось необычное оживление. Свозили всякую драгоценную утварь,
зерно, одежду, согнали несколько сот крестьян и работников. Пентуэр
заперся с ними на предназначенном для торжества дворе и занялся
приготовлениями. После восьмидневной работы он сообщил верховному жрецу
храма Хатор, что все готово.
Все это время царевич Рамсес, уединившись в своей келье, предавался
молитве и посту. Наконец однажды, в три часа пополудни, к нему явились,
шествуя попарно, около десятка жрецов и пригласили его на торжество.
В преддверии храма царевича приветствовали старшие жрецы и вместе с ним
воскурили благовония перед гигантским изваянием богини Хатор. Потом
свернули в боковой коридор, узкий и низкий, в конце которого горел огонь.
Воздух здесь был насыщен запахом смолы, варившейся в котле.
Неподалеку от котла через отверстие в полу доносились ужасные стоны и
проклятия.
- Что это значит? - спросил Рамсес у одного из сопровождавших его
жрецов.
Вопрошаемый ничего не ответил, но лица всех присутствующих выражали
волнение и страх.
В этот момент великий жрец Мефрес взял в руки большую ложку и,
зачерпнув из котла горячую смолу, возгласил:
- Так да погибнет всякий, кто выдаст священную тайну!
Произнеся это, он вылил смолу в отверстие пола, - из подземелья
послышался отчаянный вопль.
- Убейте меня, если в сердцах ваших есть хоть капля жалости! - взывал
голос под полом.
- Да источат твое тело черви! - произнес Ментесуфис, также выливая
расплавленную смолу в отверстие.
- Собаки! Шакалы! - донеслось из подземелья.
- Да сгорит твое сердце, и прах да будет выброшен в пустыню! - произнес
следующий жрец, повторяя обряд.
- О боги! можно ли столько страдать! - взывали из подземелья.
- Пусть дух твой, заклейменный преступлением и позором, блуждает по
местам, где живут счастливые люди! - произнес следующий жрец и тоже вылил
ложку смолы.
- Чтоб вас пожрала земля! Пощадите! Дайте вздохнуть...
Когда очередь дошла до Рамсеса, голос в подземелье уже смолк.
- Так боги карают предателей! - сказал, обращаясь к царевичу, верховный
жрец храма.
Рамсес остановился и впился в него гневным взглядом. Казалось, вот-вот
он разразится словами возмущения и покинет это сборище палачей. Но он
почувствовал страх перед богами и молча двинулся вслед за другими. Теперь
гордый наследник престола понял, что есть власть, перед которой склоняются
фараоны. Его охватило отчаяние, ему хотелось бежать отсюда, отказаться от
трона... Но он молчал и продолжал шествовать, окруженный жрецами, поющими
молитвы.
&quot-Теперь я знаю, - подумал он, - куда деваются люди, неугодные слугам
божьим&quot-.
Мысль эта, однако, не уменьшила его ужаса.
Выйдя из узкого, наполненного дымом коридора, процессия опять очутилась
под открытым небом, на возвышении. Внизу находился огромный двор, с трех
сторон окруженный вместо стены одноэтажными строениями. От того места, где
остановились жрецы, спускались в виде амфитеатров пять широких площадок,
по которым можно было прохаживаться вокруг двора и спуститься вниз, во
двор.
На самом дворе никого не было, но из строений выглядывали какие-то
люди.
Верховный жрец Мефрес, как старший саном на этом собрании, представил
наследнику Пентуэра. После ужасов, совершавшихся в коридоре, лицо аскета
странно поразило наследника своею кротостью. Чтобы сказать что-нибудь, он
обратился к Пентуэру:
- Мне кажется, что я уже где-то встречал тебя, благочестивый отец.
- В прошлом году на маневрах под Пи-Баилосом. Я состоял там при
достойнейшем Херихоре, - ответил жрец.
Звучный, спокойный голос Пентуэра поразил Рамсеса. Ему показалось, что
он уже слышал этот голос при каких-то необычайных обстоятельствах... Но
где и когда?
Жрец произвел на него приятное впечатление. Только бы забыть крики
человека, обливаемого кипящей смолой!
- Можно начинать, - объявил верховный жрец Мефрес.
Пентуэр вышел на площадку перед амфитеатром и хлопнул в ладоши. Из
одноэтажного павильона выпорхнула группа танцовщиц и вышли жрецы, неся
музыкальные инструменты и небольшую статую богини Хатор. Музыканты шли
впереди, за ними - танцовщицы, исполняя священный танец, а позади несли
изваяние, окруженное дымом курений. Шествие обошло вокруг всего двора,
останавливаясь через каждые несколько шагов и моля божество ниспослать
свое благословение, а злых духов - покинуть место, где должно состояться
религиозное торжество.
Когда процессия вернулась к павильону, Пентуэр вышел вперед. Высшие
жрецы окружили его. Их было человек двадцать или тридцать.
- С соизволения его святейшества фараона, - начал Пентуэр, - и с
согласия высшей жреческой власти мы должны посвятить наследника престола в
некоторые подробности жизни египетского государства, известные только
божествам, правителям страны и храмам. Я знаю, достойные отцы, что любой
из вас лучше объяснил бы молодому царевичу все это, ибо вы преисполнены
мудрости, и богиня Мут говорит вашими устами, но так как обязанность эта
пала на меня, жалкого ученика, то разрешите мне исполнить ее под вашим
высоким руководством и наблюдением.
Шепот удовлетворения пронесся по рядам жрецов, которых он почтил этими
словами. Пентуэр обратился к наследнику:
- Вот уже несколько месяцев, слуга божий Рамсес, как ты, словно
заблудившийся путник, что ищет дорогу в пустыне, ищешь ответа на вопрос,
почему уменьшились и продолжают уменьшаться доходы святейшего фараона. Ты
расспрашивал номархов, и, хотя они все объяснили тебе, как смогли, ответы
их не удовлетворили тебя, несмотря на то, что эти вельможи наделены высшей
человеческой мудростью. Ты обращался к великим писцам, и они запутались в
поставленных тобой вопросах, как птицы в сетях, и не могли выпутаться, ибо
ум человека, даже получившего образование в школе писцов, не в силах
постигнуть необъятного. Наконец, утомленный бесплодными разъяснениями, ты
стал приглядываться к земле номов, их людям и произведениям их рук, но
ничего не увидел, ибо есть вещи, о которых люди молчат, как камни, но о
которых расскажет тебе даже камень, если на него падет свет богов. Когда,
таким образом, тебя обманули все земные умы и силы, ты обратился к богам.
Босой, посыпав пеплом голову, ты пришел как кающийся в сей великий храм,
где с помощью молитв и лишений очистил тело свое и укрепил дух. Боги, в
особенности же могущественная Хатор, услышали твои мольбы и через мои
недостойные уста дадут тебе ответ, который ты должен запечатлеть глубоко в
своем сердце...
&quot-Откуда он знает, - думал, слушая Пентуэра, Рамсес, - что я
расспрашивал писцов и номархов? А... ему сказали Мефрес и Ментесуфис...
Впрочем, они все знают&quot-.
- Слушай, - продолжал Пентуэр. - С разрешения присутствующих здесь
сановников храма, я открою тебе, чем был Египет четыреста лет назад, в
царствование наиболее славной и благочестивой девятнадцатой Фиванской
династии, и что он представляет собою теперь.
Когда первый фараон той династии, Ра-Мен-Пехути-Рамсес, принял власть
над страной, доходы государственной казны, получаемые зерном, скотом,
пивом, шкурами, драгоценными и простыми металлами и всевозможными
изделиями, составляли сто тридцать тысяч талантов. Если бы существовал
народ, который мог бы нам обменять все эти товары на золото, фараон
получал бы ежегодно сто тридцать три тысячи мин (*81) золота. А так как
один солдат может нести на плечах груз в двадцать шесть мин, то для
перенесения этого золота потребовалось бы пять тысяч солдат.
Жрецы стали перешептываться между собой с нескрываемым изумлением. А
Рамсес даже забыл про человека, замученного в подземелье.
- Ныне же, - продолжал Пентуэр, - ежегодный доход царя от всех
продуктов наших земель равен всего девяноста восьми тысячам талантов, и
полученное за них золото перенесли бы четыре тысячи солдат.
- Что государственные доходы значительно сократились, я знаю, - перебил
Рамсес, - но почему?
- Будь терпелив, слуга божий, - ответил Пентуэр. - Сократились не
только доходы царя. При девятнадцатой династии в Египте количество
вооруженных людей достигало ста восьмидесяти тысяч. Если бы боги сделали
так, чтобы каждый тогдашний солдат превратился в камешек величиной с
виноградину...
- Это невозможно, - прошептал Рамсес.
- Боги все могут, - строго промолвил верховный жрец Мефрес.
- Или лучше, если бы каждый солдат положил на землю один камешек, то
было бы сто восемьдесят тысяч камешков, и взгляните, достойные отцы, - эти
камешки заняли бы вот столько места... - Пентуэр указал на красноватого
цвета прямоугольник, лежавший на земле. - В этой фигуре поместились бы
камешки, брошенные всеми до единого солдатами времен Рамсеса Первого. В
ней девять шагов в длину и около пяти в ширину. Фигура - красноватого
цвета, цвета тела египтян, ибо в те времена наши полки состояли только из
египтян...
Жрецы опять стали перешептываться между собой.
Наследник нахмурился: ему показалось, что это сказано в укор ему за то,
что он любит чужеземных солдат.
- Нынче же, - продолжал Пентуэр, - с большим трудом набралось бы сто
двадцать тысяч воинов, и если бы каждый из них бросил на землю камешек,
получилась бы вот такая фигура... смотрите, достойнейшие.
Рядом с первым лежал второй прямоугольник такой же ширины, но
значительно меньшей длины. Он состоял из нескольких полос разного цвета.
- В этой фигуре около пяти шагов в ширину, в длину же всего шесть
шагов. Государство, таким образом, потеряло огромное количество солдат,
треть того, что было у нас раньше.
- Государству нужнее мудрость таких, как ты, пророк, чем солдаты, -
вставил Мефрес.
Пентуэр поклонился в сторону говорившего и продолжал:
- В этой новой фигуре, представляющей нынешнюю армию фараона, вы
видите, достойнейшие, наряду с красным цветом, означающим коренных
египтян, еще три другие полосы: черную, желтую и белую. Они представляют
собой наемные войска: эфиопов, азиатов, ливийцев и греков. Всех их около
тридцати тысяч, но они стоят Египту столько же, сколько пятьдесят тысяч
египтян.
- Надо поскорее избавиться от чужеземных полков, - заявил Мефрес, - они
дороги, ни к чему не пригодны и учат наш народ безбожию и неповиновению.
Уже сейчас многие египтяне не падают ниц перед жрецами... Мало того,
некоторые дошли до того, что грабят храмы и гробницы... Поэтому - долой
наемников! - с жаром повторил Мефрес. - Стране они причиняют только вред,
а соседи подозревают нас во враждебных замыслах...
- Долой наемников! Разогнать мятежных язычников! - поддержали жрецы.
- Когда пройдут годы и ты, Рамсес, вступишь на престол, - продолжал
Мефрес, - ты выполнишь этот святой долг по отношению к государству и
богам.
- Выполни это!.. Освободи народ свой от неверных! - взывали жрецы.
Рамсес склонил голову и молчал. Вся кровь прихлынула у него к сердцу:
ему казалось, что земля уходит из-под ног.
Разогнать лучшую часть его войска? Ему, который хотел бы удвоить армию,
а храбрых наемных полков иметь вчетверо больше.
&quot-Они безжалостны ко мне!&quot- - подумал он.
- Говори же, посланец неба! - обратился к Пентуэру Мефрес.
- Я назову вам, святые мужи, - продолжал Пентуэр, - два бедствия, от
которых страдает Египет: сократились доходы фараона и уменьшилась его
армия.
- Что там армия!.. - пробурчал верховный жрец, пренебрежительно махнув
рукой.
- А теперь, милостью богов и с вашего соизволения, я покажу вам, почему
так случилось и почему это будет продолжаться и впредь.
Наследник поднял голову и посмотрел на говорившего. Он давно уже
позабыл о человеке, которого истязали в подземелье.
Пентуэр сделал несколько шагов вдоль амфитеатра. За ним последовали и
высокие духовные мужи.
- Вы видите эту длинную узкую полосу земли, заканчивающуюся широким
треугольником? По обеим сторонам полосы лежат известняки, песчаники и
граниты, а за ними тянутся пески. Посредине течет струя, которая в
треугольнике разветвляется на несколько рукавов.
- Это Нил! Это Египет! - закричали жрецы.
- Посмотрите, - воскликнул Мефрес, - вот я обнажаю руку: вы видите эти
две синие жилы, идущие от локтя к ладони? Разве это не Нил с его каналами,
который начинается против Алебастровых гор (*82) и тянется вплоть до
Фаюма? Теперь посмотрите на тыльную часть моей кисти: здесь столько жил,
на сколько рукавов разветвляется эта священная река за Мемфисом. А мои
пальцы - не напоминают ли они число рукавов Нила, которые впадают в море?
- Великая истина! - восклицали жрецы, осматривая свои руки.
- Так вот я говорю вам, - продолжал с воодушевлением верховный жрец. -
Египет - это след руки Осириса. На эту землю великий бог возложил свою
руку: в Фивы упирался его божественный локоть, пальцы касались моря, а Нил
- это его жилы. Нужно ли удивляться, что мы называем нашу страну
благословенной.
- Несомненно, - шептали жрецы, - Египет - это явный отпечаток руки
Осириса.
- А разве, - вмешался наследник, - у Осириса семь пальцев на руке? Ведь
Нил впадает в море семью рукавами.
Последовало молчание. Его прервал Мефрес, обратившийся к Рамсесу с
благодушной иронией.
- Неужели ты думаешь, юноша, - сказал он, - что у Осириса не могло быть
семи пальцев, если б он того пожелал?
- Разумеется, - поддакнули жрецы.
- Продолжай, славный Пентуэр, - вмешался Ментесуфис.
- Вы правы, святые мужи, - продолжал Пентуэр, - эта струя со своими
разветвлениями представляет собою образ Нила, узкая полоса травы,
окруженная камнями и песком, - это Верхний Египет, а треугольник,
пересеченный жилками воды, - подобие Нижнего Египта, обширной и самой
богатой части государства. Так вот, в начале царствования девятнадцатой
династии весь Египет, от Нильских порогов до моря, насчитывал пятьсот
тысяч мер земли. И на каждой мере земли жило до шестнадцати человек:
мужчин, женщин и детей. Но в течение четырехсот последующих лет почти с
каждым поколением у Египта убывала часть плодородной земли.
Оратор подал знак. Десятка полтора молодых жрецов выбежали из строения
и стали засыпать песком отдельные участки травы.
- С каждым поколением, - продолжал жрец, - убывала плодородная земля, и
узкая ее полоса суживалась еще больше. Сейчас, - тут оратор повысил голос,
- наша страна вместо пятисот тысяч мер пользуется только четырьмястами
тысячами мер... Другими словами, за время царствования двух династий
Египет лишился земли, которая прокармливала около двух миллионов человек!
Среди присутствующих снова поднялся ропот изумления и ужаса.
- А известно ли тебе, раб божий Рамсес, куда девались эти поля, на
которых когда-то росла пшеница и ячмень или паслись стада? Ты знаешь,
конечно, что их засыпало песком пустыни. Но говорили ли тебе, почему это
случилось? Потому что не стало хватать крестьян, которые в прежние времена
с помощью ведра и плуга с рассвета до ночи боролись с пустыней. А знаешь
ли, почему не стало хватать этих божьих работников? Куда они девались? Что
выгнало их из страны? Причиною были войны за пределами Египта, наши войска
побеждали врагов, наши фараоны увековечивали свои славные имена даже на
берегах Евфрата, а наши крестьяне, как вьючный скот, несли за ними
довольствие, воду и другие тяжести и мерли тысячами в пути. И вот в
отмщение за кости, развеянные по восточной пустыне, западные пески пожрали
наши земли, и теперь потребуется невероятный труд многих поколений, чтобы
снова извлечь из песчаной могилы египетский чернозем.
- Слушайте, слушайте! - восклицал Мефрес. - Некий бог говорит устами
этого человека. Да, наши победоносные войны были могилой Египта.
Рамсес не мог собраться с мыслями: ему казалось, что эти горы песку
обрушились на его голову.
- Я сказал, - продолжал Пентуэр, - что необходим огромный труд, чтобы
откопать Египет и вернуть ему прежнее богатство, которое поглотили войны.
Но в силах ли мы это выполнить?
Он сделал еще несколько шагов вдоль амфитеатра, за ним последовали
взволнованные слушатели. С тех пор как существовал Египет, никто еще так
ясно не изображал бедствия страны, хотя все о них знали.
- В эпоху девятнадцатой династии в Египте было восемь миллионов
населения. Если бы тогда каждый человек - женщина, старик и ребенок -
бросил на эту площадку по зерну фасоли, эти зерна составили бы вот такую
фигуру...
Он указал рукою на то место двора, где в два ряда, друг подле друга,
лежало восемь больших квадратов, выложенных из красной фасоли.
- В этой фигуре шестьдесят шагов длины и тридцать ширины, и, как
видите, благочестивые отцы, она сложена из одинаковых зерен, чтобы
показать, что все тогдашнее население состояло из коренных египтян. А
нынче - смотрите!
Он прошел дальше и указал на другую группу квадратов разного цвета.
- А вот эта фигура имеет те же тридцать шагов в ширину, но в длину
только сорок пять? Почему же? Да потому, что в ней лишь шесть квадратов,
ибо в нынешнем Египте уже не восемь, а только шесть миллионов жителей.
Примите также во внимание, что, в то время как предыдущая фигура состояла
исключительно из красной фасоли, в этой последней имеются части сплошь из
черных, желтых и белых зерен, ибо как в нашей армии, так и в народе теперь
много чужеземцев: черные эфиопы, желтые сирийцы и финикияне, белые греки и
ливийцы...
Ему не дали договорить. Слушавшие его жрецы стали обнимать его, у
Мефреса текли из глаз слезы.
- Не бывало еще подобного пророка! - раздавались возгласы.
- Уму непостижимо, когда он мог произвести эти вычисления! - воскликнул
лучший математик храма Хатор.
- Отцы, - заявил Пентуэр, - не переоценивайте моих заслуг! В наших
храмах в былые годы всегда таким образом изображали государственное
хозяйство. Я только воскресил здесь то, о чем позабыли последующие
поколения.
- Но подсчеты? - спросил математик.
- Подсчеты ведутся все время, во всех номах и храмах, - ответил
Пентуэр, - а общие итоги хранятся в царском дворце.
- А фигуры? - не унимался математик.
- Фигуры - это те же поля, и наши землемеры чертят их еще в школе.
- Неизвестно, чему больше удивляться в этом человеке: его уму или
скромности! - говорил Мефрес. - О, не забыли нас боги, если есть у нас
такой...
Тут дозорный на башне храма призвал присутствующих к молитве.
- Вечером я закончу свои объяснения, - сказал Пентуэр, - а сейчас
добавлю лишь несколько слов. Вы спросите, почему я воспользовался для этих
изображений зернами? Как зерно, брошенное в землю, каждый год приносит
урожай своему хозяину, так человек каждый год вносит налоги в казну. Если
в каком-нибудь номе посеют на два миллиона меньше зерен фасоли, чем в
прежние годы, то урожай ее будет значительно меньше и у хозяев будут
плохие доходы. Так и в государстве: если убыло два миллиона населения -
должен уменьшиться и приток налогов.
Рамсес, слушавший с большим вниманием, молча удалился.
 

IPSISSIMUS

Administrator
Регистрация:19 Апр 2013
Сообщения:39.252
Реакции:1.293
Баллы:113
Когда вечером жрецы и наследник вернулись во двор храма, там горело
несколько сотен факелов, и так ярко, что было светло, как днем.
По знаку, данному Мефресом, снова появилось шествие музыкантов,
танцовщиц и младших жрецов со статуей богини Хатор, которая имела коровью
голову. Когда прогнали злых духов, Пентуэр возобновил свою речь:
- Вы видели, святые отцы, что со времен девятнадцатой династии у нас
убыло сто тысяч мер земли и два миллиона населения. Этим объясняется,
почему государственный доход уменьшился на тридцать две тысячи талантов, о
чем все мы знаем. Но это только начало бедствий Египта. Казалось бы, что
его святейшеству остается еще девяносто восемь тысяч талантов дохода. Но
не думайте, что фараон столько и получает. Для примера я расскажу вам, что
досточтимому Херихору удалось раскрыть в Заячьем округе (*83). Во времена
девятнадцатой династии там проживало двадцать тысяч человек, плативших
налогов триста пятьдесят талантов в год. Сейчас там живет едва пятнадцать
тысяч, которые платят всего двести семьдесят талантов. Между тем фараон
вместо двухсот семидесяти получает только семьдесят талантов. &quot-Почему?&quot- -
спросил досточтимый Херихор. И вот что обнаружило расследование. При
девятнадцатой династии в номе было около ста чиновников, получавших по
тысяче драхм жалованья в год. Сейчас на той же территории, несмотря на
убыль населения, находится больше двухсот чиновников, получающих по две
тысячи пятьсот драхм в год. Наместнику Херихору неизвестно, как обстоит
дело в других округах, но бесспорно одно, что казна фараона вместо
девяноста восьми тысяч талантов в год получает только семьдесят четыре...
- Скажи лучше - пятьдесят тысяч, святой отец, - поправил его Рамсес.
- Позже я объясню и это, - ответил жрец. - Во всяком случае, запомни,
царевич, что казна фараона теперь выплачивает чиновникам двадцать четыре
тысячи талантов, тогда как при девятнадцатой династии платила только
десять тысяч.
Глубокое молчание царило среди жрецов: у многих из них были
родственники на государственной службе, и к тому же с довольно большим
вознаграждением.
Пентуэр, однако, был непреклонен.
- Теперь, - продолжал он, - обрисую тебе, наследник, жизнь чиновников и
жизнь народа в былое время и ныне.
- Может быть, не стоит терять на это время?.. Ведь каждый сам может
увидеть это... - зашептали жрецы.
- А я хочу узнать сейчас, - твердо сказал Рамсес.
Шепот прекратился.
Пентуэр по ступеням амфитеатра спустился во двор, за ним наследник,
верховный жрец Мефрес и остальные. Все они остановились перед длинным
занавесом из циновок. По знаку, данному Пентуэром, подбежало десятка два
молодых жрецов с пылающими факелами. Второй знак - и часть занавеса упала.
Из уст присутствующих вырвался возглас изумления. Перед ними была ярко
освещенная живая картина, в которой участвовало около ста человек.
Картина состояла из трех ярусов: в первом представлены были
земледельцы, во втором - чиновники, а на самом верху, на двух львах,
головы которых служили подлокотниками, укреплен был золотой трон фараона.
- Так было, - заявил Пентуэр, - при девятнадцатой династии. Посмотрите
на земледельцев: плуги их запряжены быками или ослами, лопаты и мотыги у
них бронзовые - и, значит, крепкие. Посмотрите, какие это рослые, красивые
люди! Сейчас таких можно встретить только среди телохранителей его
святейшества - могучие руки и ноги, широкая грудь, улыбающиеся лица. Они
искупались и умастили свое тело. Жены их заняты приготовлением пищи и
одежды или мытьем домашней посуды. Дети играют или учатся в школе.
Тогдашний крестьянин, как видите, ел пшеничный-хлеб, бобы, мясо, рыбу,
фрукты, пил пиво и вино. А поглядите, какие прекрасные у них кувшины и
чаши! Взгляните на чепцы, передники и накидки мужчин, - все разукрашено
многоцветными вышивками. Еще искуснее расшиты сорочки их женщин... И
заметьте, как тщательно все они причесаны, какие у них булавки, серьги,
кольца и запястья! Эти украшения делались из бронзы и цветной эмали, а
иногда и из золота, хотя бы в виде тонкой проволоки. А теперь поднимите
глаза выше, на чиновников. Они ходят в накидках (но и крестьянин надевал
такую же по праздникам). Питаются они так же, как и крестьяне, то есть
скромно, но сытно. Только утварь у них изящнее крестьянской и в ларцах
чаще попадаются золотые кольца. Путешествуют они на ослах или в телегах,
запряженных быками.
Пентуэр хлопнул в ладоши, и живая картина пришла в движение: крестьяне
стали подавать чиновникам корзины винограда, мешки ячменя, гороха и
пшеницы, кувшины вина, пива, молока и меда, большое количество дичи, целые
куски белых и цветных тканей. Чиновники, получив эти продукты, часть
оставляли себе, но наиболее красивые и драгоценные предметы передавали
выше, к подножию трона. Площадка, на которой находился символ власти
фараона, была вся загромождена продуктами, сложенными наподобие холма.
- Вы видите, достопочтенные, - сказал Пентуэр, - что в те времена,
когда крестьяне жили сытно и зажиточно, казна его святейшества едва
вмещала дары подданных. А посмотрите, что происходит сейчас.
Новый сигнал - упала следующая часть занавеса, и открылась вторая
картина, в общих чертах повторявшая первую.
- Вот вам нынешние крестьяне, - заговорил снова Пентуэр, и в голосе его
чувствовалось волнение. - Сами они - кожа да кости, и можно подумать -
больные- они грязны и даже забыли о том, что значит смазывать себя
оливковым маслом. Зато спины их исполосованы дубинками. Не видно здесь ни
быков, ни ослов: да и к чему они, когда плуг тянут жена и дети. Мотыги и
лопаты у них деревянные - они легко портятся, и пользы от них мало. Одежды
на крестьянах нет никакой, и только женщины ходят в груботканых сорочках,
но им и во сне не снятся те вышивки, какими украшали себя их деды и бабки.
А посмотрите, что ест наш хлебопашец: иногда ячмень и сушеную рыбу, а
обычно, семена лотоса, изредка - пшеничную лепешку, и никогда не видит он
ни мяса, ни пива, ни вина. Вы спросите, куда делась его утварь, предметы
обихода? Ничего у него нет, кроме кувшина с водой. Да для других вещей не
нашлось бы и места в той норе, где он живет... Не посетуйте на меня, если
я сейчас обращу ваше внимание еще на кое-что. Вон там дети лежат
неподвижно на земле - это мертвые. Вы не представляете себе, как часто в
наше время умирают крестьянские дети от голода и непосильного труда. Но
даже они, погибшие столь прискорбным образом, счастливее многих,
оставшихся в живых, - тех, которые попадают под дубинку надсмотрщика или,
подобно ягнятам, проданы финикиянам.
У Пентуэра от волнения сдавило горло- однако, передохнув, он продолжал,
невзирая на молчаливое негодование жрецов.
- А теперь посмотрите на чиновников: какие они упитанные, румяные, как
хорошо одеты! У жен их золотые запястья и серьги и такие тонкие одежды,
что даже царевны могли бы им позавидовать. У крестьянина нет ни быка, ни
осла, зато чиновники путешествуют на лошадях или в носилках. Пьют они
только вино, и притом - хорошее вино.
Он хлопнул в ладоши - и картина снова пришла в движение. Крестьяне
стали подавать чиновникам мешки хлеба, корзины фруктов, вино, животных.
Все это чиновники, как и раньше, ставили к подножию трона, но в
значительно меньшем количестве. В царском ярусе уже не высились горы
продуктов, зато ярус чиновников был переполнен.
- Таков нынешний Египет, - сказал Пентуэр, - нищие крестьяне, богатые
писцы и казна не столь полная, как прежде. А теперь...
Он дал знак, и свершилось нечто неожиданное. Чьи-то руки стали
загребать хлеб, фрукты, ткани с площадки фараона и чиновников. Когда же
количество продуктов значительно уменьшилось, те же руки стали хватать и
уводить крестьян, их жен и детей.
Зрители с изумлением смотрели на странные действия этих неизвестных
похитителей. Вдруг кто-то крикнул:
- Это финикияне! Они обирают нас!
- Да, святые отцы, - сказал Пентуэр, - это руки пролезших к нам
финикиян. Они обирают фараона и писцов, а крестьян, если с них нечего
больше взять, обращают в рабство.
- Да, это шакалы, будь они прокляты!.. Вон их, негодяев! - кричали
жрецы. - Это они больше всего причиняют вреда государству.
Не все, однако, кричали так.
Когда стихло, Пентуэр велел нести факелы в другую сторону двора и повел
туда своих слушателей. Там было устроено нечто вроде выставки.
- Соблаговолите взглянуть, святые отцы, - сказал он. - Во времена
девятнадцатой династии эти вещи ввозили к нам чужеземцы: из страны Пунт мы
получали благовония, из Сирии - золото, железное оружие и военные
колесницы. И это было все. В то время Египет сам многое вырабатывал.
Окиньте взором эти огромные кувшины: какое разнообразие формы и окраски,
или на мебель - на этот стул- выложенный десятью тысячами кусочков золота,
перламутра и деревом разного цвета. Посмотрите на одежды: какое шитье,
какие ткани, сколько оттенков! А бронзовые мечи, булавки, запястья,
серьги! А земледельческие орудия и инструменты! Все это вырабатывалось у
нас во времена девятнадцатой династии.
Он перешел к другим предметам.
- А сейчас, смотрите: кувшины малы и почти без всяких украшений, мебель
простая, ткани грубые и однообразные. Ни одно из нынешних изделий не может
сравниться ни по размерам, ни по прочности или красоте с прежними. Почему?
Пентуэр сделал еще несколько шагов. Факелы ярко освещали его. Он
продолжал:
- Вот многочисленные товары, которые привозят нам финикияне из разных
стран света: несколько десятков сортов благовоний, разноцветное стекло,
мебель, посуда, ткани, колесницы, украшения... Все это приходит к нам из
Азии и нами покупается. Теперь вы понимаете, достойнейшие, каким образом
финикиянам удается вырывать хлеб, плоды и скот из рук писцов и Фараона?
Вот благодаря этим самым чужеземным изделиям, сгубившим наших
ремесленников, как саранча траву.
Жрец перевел дух и продолжал:
- Среди товаров, которые доставляют финикияне царю, номархам и писцам,
на первом месте стоит золото. Торговля золотом дает нагляднейший пример
того разорения, которое приносят Египту азиаты. Кто берет у них один
золотой талант, обязан через три года вернуть два таланта. Чаще же всего
финикияне, под предлогом облегчения должнику уплаты долга, за каждый
талант берут у него в аренду на три года две меры земли с населением в
тридцать два человека. Взгляните сюда, досточтимейшие, - продолжал он,
указывая на более ярко освещенную часть двора, - этот квадрат земли в сто
восемьдесят шагов длиной и столько же шириной означает две меры. А вот эта
кучка мужчин, женщин и детей состоит из восьми семейств. И все это вместе
- люди и земля - поступает на три года в чудовищное рабство. За это время
их владелец - фараон или номарх - не извлекает из них никакой прибыли и по
истечении срока получает обратно истощенную землю, а людей - в лучшем
случае человек двадцать, потому что остальные умирают в тяжких
страданиях!..
Среди присутствующих раздался ропот негодования.
- Я сказал, что финикиянин за один золотой талант, отданный взаймы,
берет две меры земли с населением в тридцать два человека в аренду на три
года. Посмотрите, какой участок земли и как много людей. А теперь
взгляните сюда. Вот этот кусок золота, меньше куриного яйца, это талант.
Представляете ли вы себе, святые отцы, всю подлость финикиян, ведущих
подобную торговлю? Этот жалкий кусок золота не обладает никакими ценными
качествами: просто желтый тяжелый металл, который не ржавеет, - вот и все.
Человек не оденется в золото и не утолит им ни голода, ни жажды. Если бы у
меня была глыба золота величиной с пирамиду, я все равно был бы таким же
нищим, как ливиец, кочующий по западной пустыне, где нет ни фиников, ни
воды. И за кусок такого бесполезного металла финикиянин берет участок
земли, который может прокормить и одеть тридцать два человека, а вдобавок
берет и самих этих людей! В продолжение трех лет он пользуется трудом
людей, которые умеют обрабатывать и засевать землю, собирать зерно,
изготовлять муку и пиво, ткать одежды, строить дома и выделывать мебель. В
то же время фараон или номарх лишен на три года услуг этих людей. Они не
платят ему податей, не носят тяжестей за армией, а работают на жадного
финикиянина. Вам известно, досточтимые, что сейчас не проходит года, чтобы
в том или другом номе не вспыхнул бунт крестьян, истощенных голодом,
изнемогающих от работы, терпящих побои. Часть этих людей погибает, другие
попадают в каменоломни, население страны все убывает, и убывает только
потому, что финикиянин дал кому-то кусок золота! Можно ли представить себе
большее бедствие? И в подобных условиях не будет ли Египет год за годом
лишаться земли и людей? Удачные войны разорили нашу страну, и финикийская
торговля золотом добивает ее.
На лицах жрецов видно было удовлетворение- им приятнее было слушать
замечания насчет коварства финикиян, чем насчет роскоши, какую позволяют
себе писцы.
Пентуэр сделал паузу, а потом обратился к наследнику.
- И вот уже в течение нескольких месяцев, - сказал он, - ты, слуга
божий Рамсес, с тревогой спрашиваешь, почему уменьшились доходы его
святейшества царя. Мудрость богов доказала тебе, что не только истощается
казна, но убывает и армия- и оба эти источника могущества фараонов будут
иссякать и далее. И окончится это полным разорением государства, если
небеса не пошлют Египту повелителя, который остановит поток бедствий, уже
несколько сот лет заливающий нашу страну. Когда у нас было много земли и
населения, казна фараонов была полна. Надо, следовательно, вырвать у
пустыни захваченные ею плодородные земли, а с народа снять тяготы,
ослабляющие его и сокращающие количество населения.
Жрецы заволновались, опасаясь, что Пентуэр опять заговорит о писцах и
чиновниках.
- Ты видел, царевич, своими собственными глазами, и все видели, что
пока народ был сыт, здоров и доволен, царская казна была полна. Когда же
народ стал беднее, когда женам и детям земледельца пришлось запрячься в
плуг, когда пшеницу и мясо стали заменять им семена лотоса, обеднела и
казна. И если ты хочешь довести государство до того могущества, каким оно
обладало до войн девятнадцатой династии, если желаешь, чтобы фараон, его
чиновники и армия имели всего в изобилии, обеспечь стране долговечный мир,
а народу благосостояние. Пусть снова взрослые едят мясо и одеваются в
вышитые одежды, дети же играют или учатся в школе, а не стонут под
бременем невзгод и не умирают от непосильной работы. Помни также, что
Египет носит на груди своей ядовитую змею.
Присутствующие слушали с любопытством и страхом.
- Змея, что высасывает кровь из народа, отнимает поместья у номархов и
уменьшает могущество фараона, - это финикияне.
- Вон их! - закричали присутствующие. - Не платить им долги, не пускать
их купцов, не принимать кораблей!
Их успокоил великий жрец Мефрес, обратившийся к Пентуэру со слезами на
глазах.
- Я не сомневаюсь, - сказал он, - что устами твоими говорит с нами
богиня Хатор, и не только потому, что человек не может быть столь мудрым и
всеведущим, как ты, но еще и потому, что я увидел над головой твоей сияние
в виде двух рогов. Благодарю тебя за великие слова, которыми ты рассеял
наше неведение. Благословляю тебя и молю богов, чтобы они сделали тебя
моим преемником!
Долго не смолкавшие возгласы одобрения поддержали пожелания высшего
сановника храма. Жрецы были тем более довольны, что Пентуэр не затронул
вторично вопроса о писцах. Мудрец проявил сдержанность: он указал на
глубокую внутреннюю язву государства, но не разбередил ее и этим снискал
всеобщее одобрение.
Рамсес не благодарил Пентуэра, а лишь прижал его голову к своей груди.
Никто, однако, не сомневался, что проповедь великого пророка потрясла душу
наследника и заронила в нее семя, из которого, быть может, вырастут слава
и счастье Египта.
На следующий день Пентуэр, ни с кем не простившись, с восходом солнца
покинул храм и уехал в Мемфис. Рамсес несколько дней хранил молчание- сидя
у себя в келье или гуляя по темным коридорам храма, он размышлял- в нем
происходила глубокая внутренняя работа.
В сущности, Пентуэр не сказал ничего нового: все жаловались на убыль
земли и населения в Египте, на нищету крестьян, на злоупотребления писцов
и чиновников и на грабительство финикиян. Но проповедь пророка привела в
систему отрывочные доселе представления царевича, придала им осязательные
формы и лучше осветила некоторые факты.
Слова Пентуэра о финикиянах повергли его в ужас. Рамсес до сих пор не
понимал, как велик вред, который наносит этот народ его стране. Ужас его
был тем сильнее, что он ведь и сам отдал своих крестьян в аренду Дагону и
был очевидцем того, как ростовщик выколачивает из них подати.
Но мысль о личной его связи с финикийскими ростовщиками вызвала
неожиданное следствие: Рамсесу не хотелось думать о финикиянах. Как только
в душе его вспыхивало возмущение против этих людей, оно тотчас же
заглушалось чувством стыда: ведь он был в некотором роде их пособником.
Зато наследник прекрасно понял, как гибельно отражается на государстве
убыль населения и земли, и на этом вопросе во время одиноких размышлений
сосредоточились все его мысли.
&quot-Если б у нас были, - рассуждал он про себя, - те два миллиона людей,
которые потерял Египет, можно было бы с их помощью не только отвоевать у
пустыни плодородные земли, но даже увеличить их площадь. А тогда, несмотря
на финикиян, наши крестьяне жили бы лучше и доходы государства возросли
бы. Но откуда взять людей?&quot-
Случай подсказал ему ответ. Однажды вечером, прогуливаясь в саду храма,
Рамсес встретил группу рабов, захваченных Нитагором на восточной границе и
присланных в дар богине Хатор. Они отличались прекрасным телосложением,
работали больше, нежели египтяне, и, так как их хорошо кормили, были даже
довольны своею участью.
При виде их, словно молния, озарила наследника новая мысль, и он чуть
не обезумел от волнения. Египту нужны люди, много людей, сотни тысяч, даже
миллионы, два миллиона. Так вот они - эти люди! Стоит только вторгнуться в
Азию, захватывая все по пути и отправляя в Египет. И до тех пор не
прекращать войны, пока у каждого египетского крестьянина не будет своего
раба.
Так зародился в уме его план, простой и грандиозный, осуществление
которого должно было дать государству людей, крестьянам - помощников в
работе, а казне фараона - неисчерпаемый источник дохода.
Рамсес был в восторге. Однако на следующий день в душе его снова
проснулось сомнение.
Пентуэр особенно энергично подчеркивал, а еще раньше говорил об этом
Херихор, что источником бедствий Египта были победоносные войны. И отсюда
должно было следовать, что новые войны не помогут процветанию страны.
&quot-И Пентуэр и Херихор - великие мудрецы, - размышлял наследник. - Если
они считают войну вредной и если так же думает великий жрец Мефрес и
другие жрецы, то, может быть, в самом деле война - опасное предприятие.
Это мнение, должно быть, верно, если его поддерживают столько мудрых и
святых людей&quot-.
Наследник был глубоко огорчен. Он придумал простой способ вывести
Египет из упадка, а между тем жрецы утверждают, что именно война может
привести страну к окончательной гибели...
Вскоре, однако, произошел случай, несколько поколебавший веру
наследника в правдивость жрецов или, вернее, пробудивший в нем прежнее к
ним недоверие.
Как-то он шел с одним лекарем в библиотеку. Путь туда вел через узкий
темный коридор. Наследник поморщился и не захотел переступить через порог.
- Я не пойду этой дорогой, - сказал он.
- Почему? - спросил его удивленный спутник.
- Разве ты не помнишь, святой отец, что в конце коридора есть
подземелье, в котором жестоко замучили какого-то предателя.
- А! - вспомнил лекарь. - Это подземелье, куда мы перед проповедью
Пентуэра лили расплавленную смолу.
- И умертвили человека!
Лекарь улыбнулся. Это был добродушный и жизнерадостный толстяк. Видя
возмущение Рамсеса, он немного замялся и сказал:
- Да, конечно, нельзя выдавать священные тайны. Перед всяким большим
торжеством мы напоминаем об этом будущим жрецам.
Тон его речи показался Рамсесу столь странным, что он попросил лекаря
высказаться яснее.
- Я не могу выдать тайну, - ответил тот, - но, если ты, государь,
пообещаешь сохранить ее, я расскажу тебе одну историю.
Рамсес согласился, и тот начал рассказывать:
- Один египетский жрец, обходя храмы языческой страны Арам (*84),
встретил человека, хорошо упитанного и, по-видимому, довольного своей
судьбою, который был очень бедно одет. &quot-Объясни мне, - сказал жрец
веселому бедняку, - почему, хотя ты, по-видимому, и беден, у тебя такой
вид, точно ты кормишься не хуже жреца, ведающего хозяйством храма?&quot-
Человек, оглянувшись, не подслушивает ли кто, ответил: &quot-Потому что у меня
очень жалобный голос и я состою при этом храме грешником, который терпит
муки. Когда народ собирается на богослужение, я залезаю в подземелье и
начинаю стонать и вопить, сколько хватит сил. За это меня весь год сытно
кормят, а за каждый день мученичества дают кувшин пива&quot-. Так делается в
языческой стране Арам, - закончил жрец, приложив к губам палец. - Помните
же, ваше высочество, что вы мне обещали, и думайте о нашей расплавленной
смоле, как вам угодно.
Этот рассказ взволновал Рамсеса. Правда, он с чувством облегчения
узнал, что человек в храме не был замучен до смерти, но в нем проснулись
давние подозрения.
Что жрецы обманывают простой народ, в этом Рамсес не сомневался. Еще
когда он учился в жреческой школе, он видел процессии священного быка
Аписа. Народ верил, что это Апис ведет жрецов, между тем каждый ученик
знал, что божественное животное идет туда, куда его гонят жрецы.
Как знать, не была ли вся проповедь Пентуэра такой же &quot-процессией
Аписа&quot-, предназначенной специально для него. Ведь так легко рассыпать по
земле разноцветную фасоль и не так трудно поставить живые картины. Он
видел представления гораздо более грандиозные - хотя бы борьбу Сета с
Осирисом, в которой участвовали несколько сот человек. А разве и это не
было обманом, придуманным жрецами? Зрелище выдавалось за борьбу богов, а
между тем то были переодетые люди. Осирис погибал в борьбе, хотя жрец,
изображавший Осириса, был здоров, как носорог. Каких только не показывали
там чудес: вода бурлила, гремел гром, сверкали молнии, земля содрогалась и
извергала огонь... и все это был обман. Почему же представление Пентуэра
должно быть правдой? Теперь у наследника были доказательства того, что его
обманывают. Ведь оказалась же мошенничеством история с человеком, которого
обливали смолой, но это не самое важное. Самым важным, и в чем Рамсес
неоднократно убеждался, было то, что Херихор не хочет войны, и Мефрес тоже
не хочет войны, а Пентуэр - помощник одного из них и любимец другого.
В душе наследника происходила борьба. То ему казалось, что он все
понимает, то все снова окутывалось туманом. То он был полон надежд, то ни
во что не верил. С часу на час, изо дня в день он то возносился, то падал
духом, как поднимаются и спадают воды Нила.
Постепенно, однако, Рамсес приходил в равновесие, и к тому времени,
когда надо было покинуть храм, у него уже сложилось твердое мнение.
Во-первых, ему стало ясно, что Египет нуждается в земле и людях.
Во-вторых, что самый простой способ добыть людей - это война с Азией.
Однако Пентуэр доказывал ему, что война может только увеличить бедствия
страны. И вот возникал вопрос, говорит ли он правду или лжет.
Мысль о том, что жрец говорил правду, приводила наследника в отчаяние,
так как он не находил другого способа поднять благосостояние страны. Без
войны население Египта будет из года в год уменьшаться, а казна фараона
увеличивать свои долги. И все это кончится какой-нибудь ужасной
катастрофой, которая может оказаться роковой для будущего правителя.
А если Пентуэр лгал? Но зачем? Очевидно, ему внушали это Херихор,
Мефрес и другие жрецы. Но почему они противятся войне, какая им от этого
польза? Ведь каждая война приносит жрецам и фараону огромные богатства.
Могли ли все-таки жрецы обманывать его в таком важном деле? Правда, они
часто прибегают ко лжи, но не в столь серьезных случаях и не тогда, когда
вопрос идет о будущности и самом существовании государства. Нельзя
говорить, что они лгут всегда. Ведь они служат богам и стоят на страже
великих тайн. В их храмах обитают духи, в чем Рамсес и сам убедился в
первую же ночь своего пребывания здесь. Но если боги запрещают
непосвященным приближаться к своим алтарям и так ревностно охраняют храмы,
то почему они не охраняют Египет - эту величайшую для них святыню?
Когда несколько дней спустя Рамсес после торжественного богослужения,
напутствуемый благословениями жрецов, покидал храм Хатор, его мучили два
вопроса.
Может ли действительно война с Азией повредить Египту?
Могут ли жрецы в этом вопросе обманывать его, наследника престола?
 

IPSISSIMUS

Administrator
Регистрация:19 Апр 2013
Сообщения:39.252
Реакции:1.293
Баллы:113
Верхом, сопровождаемый несколькими офицерами, ехал наследник в Бубаст,
знаменитую столицу нома Хабу.
Прошел месяц паони и начался эпифи (апрель - май). Солнце стояло
высоко, предвещая тяжелую для Египта знойную пору. Несколько раз уже
налетал страшный ветер пустыни. Люди и животные падали от жары, а на траву
и деревья ложилась серая пыль, которая убивает растения.
Кончился сбор роз, и теперь их перерабатывали на масло, в полях убрали
хлеба и клевер. Колодезные журавли непрерывно черпали илистую воду, чтобы
оросить пашни и подготовить их к новому посеву. Начинался сбор фиг и
винограда.
Воды Нила шли на убыль, каналы обмелели и распространяли зловоние. Над
всей страной носилась тончайшая пыль, а с неба струились потоки жгучих
солнечных лучей.
Несмотря на это, наследник был доволен. Ему наскучила жизнь кающегося-
он тосковал по пирушкам, женщинам, шумной веселой жизни.
Местность здесь была плоская и изрезанная каналами, но довольно
живописная. В номе Хабу жили не коренные египтяне, а потомки храбрых
гиксосов, некогда покоривших Египет и управлявших им в течение ряда веков.
Чистокровные египтяне презирали этих потомков изгнанных победителей.
Рамсес, однако, смотрел на них с удовольствием. Это были рослые, сильные
люди с гордой осанкой и мужественным лицом. Они не падали ниц перед
наследником и офицерами, как египтяне, и смотрели на знатных молодых людей
без страха, но и без неприязни. На спине у них не видно было рубцов от
палочных ударов: писцы побаивались их, зная, что гиксос отвечает ударом на
удар, а иногда даже убивает своего притеснителя. Кроме того, гиксосы
пользовались покровительством фараона, так как их население поставляло
лучших солдат.
По мере приближения к городу, храмы и дворцы которого видны были из-за
облака пыли, словно сквозь дымку, местность становилась все оживленнее. По
широкому тракту и соседним каналам перевозили скот, пшеницу, плоды, вино,
цветы, хлеб и множество других предметов, необходимых в быту. Поток людей
и товаров, стремившийся по направлению к городу, густой и шумный, как под
Мемфисом в дни больших праздников, был в этих местах обычным явлением.
Вокруг Бубаста круглый год царила базарная суета, утихавшая только ночью.
Причина этого была простая: город славился древним храмом Ашторет,
привлекавшим толпы паломников со всей западной Азии. Без преувеличения
можно сказать, что под Бубастом ежедневно располагалось в палатках и под
открытым небом до тридцати тысяч чужеземцев: шасу или арабов, финикиян,
иудеев, филистимлян (*85), хеттов, ассирийцев и других. Египетское
правительство благосклонно относилось к паломникам, приносившим ему
значительный доход, жрецы терпели их, а население соседних номов вело с
ними оживленную торговлю.
Еще за час пути до города стали попадаться мазанки и палатки приезжих,
разбитые на голой земле. По мере приближения к Бубасту число их все
возрастало и все чаще попадались на дороге их обитатели. Одни готовили
пищу под открытым небом, другие толпились вокруг лавок, где продавались
прибывавшие непрерывно товары, третьи целыми процессиями направлялись к
храму. То там, то здесь показывали свое искусство укротители зверей,
заклинатели змей, атлеты, танцовщицы и фокусники, собирая вокруг себя
толпы народа. Над всей этой толпой царил зной и неумолкающий гул.
У городских ворот Рамсеса встретили его придворные, а также номарх нома
Хабу с чиновниками. Однако встреча была настолько холодна, что удивленный
наместник шепнул Тутмосу:
- Что это вы смотрите на меня, точно я приехал обличать и наказывать?
- Потому что у тебя, государь, - ответил его любимец, - вид человека,
который пребывал все время с богами.
Он был прав. Аскетическая ли жизнь или общество ученых жрецов, а может
быть, и длительные размышления изменили Рамсеса. Он похудел, кожа его
потемнела, выражение лица стало серьезным, а осанка - степенной. За
несколько недель он постарел на целые годы.
На одной из главных улиц города толпилось столько народу, что
полицейским пришлось прокладывать дорогу наследнику и его свите. Толпа не
приветствовала его и даже как будто не замечала- люди собирались вокруг
небольшого дворца, кого-то ожидая.
- Что здесь происходит? - спросил Рамсес у номарха, неприятно задетый
равнодушием населения.
- Здесь проживает Хирам, - ответил номарх, - тирский князь. Человек
милосердный, он каждый день раздает щедрую милостыню, и потому сюда
сбегаются нищие.
Наследник повернулся на лошади и, посмотрев, сказал:
- Я вижу здесь работников фараона. Они тоже приходят к финикийскому
богачу за милостыней?
Номарх промолчал. К счастью, они подъезжали к дворцу, и Рамсес забыл о
Хираме.
Несколько дней продолжались пиршества в честь наследника. Но на этих
пиршествах не хватало веселья и не раз случались неприятные происшествия.
Как-то одна из женщин наследника, танцуя перед ним, расплакалась.
Рамсес обнял ее и спросил, что с ней.
Сперва она не хотела отвечать, но, ободренная лаской господина,
сказала, заливаясь слезами:
- Повелитель, я и мои подруги - мы все родом из знатных семей, мы
принадлежим тебе, и нам должны оказывать уважение...
- Разумеется, - ответил царевич.
- А между тем твой казначей ограничивает наши расходы. Он хочет даже
лишить нас служанок, без которых мы не можем ни умыться, ни причесаться.
Рамсес призвал казначея и строго пригрозил ему, повелев исполнять все
требования высокородных девиц.
Казначей пал ниц перед наместником и обещал дать им все, что они
потребуют.
Спустя несколько дней вспыхнули беспорядки среди дворцовых рабов,
которые жаловались, что их лишают вина.
Наследник приказал выдать им вино. Но на следующий день во время
военного парада к нему явилась делегация от полков с всепокорнейшей
жалобой на то, что им уменьшили порции мяса и хлеба.
Наследник и на этот раз распорядился, чтобы были выполнены требования
просителей. Однако вскоре его разбудили утром громкие крики у самых ворот
дворца. Рамсес спросил, в чем дело. Воин, стоявший в карауле, объяснил,
что собрались царские работники и требуют не выплаченное им жалованье.
Призвали казначея, и Рамсес гневно на него обрушился.
- Что у вас тут творится? - кричал он. - С тех пор как я приехал, нет
дня, чтобы мне не жаловались на обиды. Если так будет продолжаться, я
назначу следствие и положу конец вашему воровству!
Казначей, дрожа, пал ниц и простонал:
- Убей меня, господин, но что я могу сделать, когда твоя казна, твои
амбары и скотные дворы пусты?
Несмотря на весь свой гнев, наместник понял, что казначей, может быть,
и не виноват. Он велел ему удалиться и призвал Тутмоса.
- Послушай, - обратился он к своему любимцу, - тут творятся дела,
которых я не понимаю и к которым не привык: мои воины и царские работники
не получают жалованья, моих женщин ограничивают в расходах. Когда же я
спросил казначея, что это значит, он ответил, что у нас нет ничего ни в
казне, ни на скотных дворах.
- Он сказал правду.
- Как так? - вспыхнул Рамсес. - На мое путешествие царь отпустил двести
талантов товарами и золотом. Неужели все это растрачено?
- Да, - ответил Тутмос.
- Каким образом? На что? - возмутился наместник. - Ведь на всем пути
нас принимали у себя номархи?
- Но мы им за это платили.
- Значит, это плуты и воры, если они делают вид, будто принимают нас,
как гостей, а потом обирают!
- Не сердись, - сказал Тутмос, - я тебе все объясню.
- Садись.
Тутмос сел и начал:
- Ты знаешь, что я уже месяц получаю стол из твоей кухни, пью вино из
твоих кувшинов и ношу твое платье?
- Ты имеешь на это право.
- Но раньше я никогда этого не делал. Я жил, одевался и развлекался на
свой счет, чтобы не обременять твоей казны. Правда, ты частенько платил
мои долги, но это была лишь часть моих расходов.
- Не стоит вспоминать о долгах.
- В подобном же положении, - продолжал Тутмос, - находится больше
десятка знатных молодых людей твоего двора. Они живут на твой счет, потому
что у них ничего нет.
- Когда-нибудь я их щедро одарю, - перебил наследник.
- Так вот, - пояснял далее Тутмос, - мы черпаем из твоей казны, потому
что нас заставляет нужда, и то же самое делают номархи. Если бы они могли,
то устраивали бы для тебя пиршества и приемы на свой счет. Но, когда
пировать не на что, приходится от этого отказываться. Неужели же ты и
сейчас назовешь их ворами?
Рамсес, задумавшись, ходил по комнате.
- Да, я слишком поспешно осудил их, - ответил он. - Гнев затуманил мне
глаза. Но все-таки я не хочу, чтобы мои придворные, воины и работники были
в обиде. А так как все мои запасы исчерпаны, то надо сделать заем. Ста
талантов, я думаю, хватит. Как ты полагаешь?
- Я думаю, что нам никто не даст взаймы ста талантов, - тихо ответил
Тутмос.
Наместник надменно посмотрел на него.
- Это так отвечают сыну фараона? - спросил он.
- Можешь прогнать меня, - сказал печальным голосом Тутмос, - но я
сказал правду. Сейчас нам никто не даст взаймы, потому что некому это
сделать.
- А на что же Дагон? - удивился наследник. - Разве его нет при моем
дворе? Уж не умер ли он?
- Дагон в Бубасте, но он целые дни вместе с другими финикийскими
купцами проводит в храме Ашторет, в покаянии и молитвах.
- С чего это на него нашло такое благочестие? Разве оттого, что я был в
храме, мой ростовщик тоже считает необходимым беседовать с богами?
Тутмос заерзал на табурете.
- Финикияне, - заявил он, - встревожены, даже удручены известиями...
- О чем?
- Кто-то распустил сплетню, будто, когда ты взойдешь на престол,
финикияне будут изгнаны, а имущество их конфисковано в пользу казны.
- Ну, до этого у них еще много времени, - сказал с усмешкой наследник.
У Тутмоса был такой вид, будто он что-то хочет сказать, но не решается.
- Ходят слухи, - проговорил он наконец, понизив голос, - что здоровье
его святейшества, - да живет он вечно! - сильно пошатнулось...
- Это неправда! - перебил встревоженный царевич. - Я знал бы об этом.
- А между тем жрецы тайно молятся об исцелении фараона, - шептал
Тутмос. - Я знаю достоверно.
Рамсес был поражен.
- Как, - воскликнул он, - мой отец тяжело болен, жрецы совершают
молебствия, а я до сих пор ничего не знаю?
- Говорят, что болезнь царя может продлиться целый год.
Рамсес махнул рукой.
- Э, ты слушаешь сказки и волнуешь меня. Расскажи мне лучше про
финикиян, это интереснее.
- Я слышал только то, что и все: будто ты, пребывая в храме, убедился в
коварстве финикиян и дал клятву изгнать их.
- В храме? - повторил наследник. - Кто же может знать, в чем я убедился
и какое решение принял в храме?
Тутмос пожал плечами и промолчал.
- Неужели и там предательство? - прошептал наследник. - Позови ко мне
Дагона, - сказал он вслух, - я должен найти источник этих сплетен и
положить им конец.
- И хорошо сделаешь, государь, - ответил Тутмос, - ибо весь Египет
встревожен. Уже сейчас не у кого занимать деньги, а если эти слухи
укрепятся, вся торговля станет. Наша аристократия обнищала, и не видно
выхода из этого положения. Да и твой двор, господин, испытывает во всем
недостаток. Еще месяц - и то же может случиться с царским двором...
- Молчи, - перебил его Рамсес, - и немедленно позови ко мне Дагона.
Тутмос поспешил уйти. Но ростовщик явился к наместнику лишь вечером. На
нем был белый хитон с черной каймой.
- С ума вы посходили? - вскричал наследник, увидев его в таком наряде.
- Я тебя сейчас развеселю! Мне нужно немедленно сто талантов. Ступай и не
показывайся мне на глаза, пока не устроишь это дело!..
Но ростовщик закрыл лицо руками и зарыдал.
- Что это значит? - спросил наследник с раздражением.
- Господин, - ответил Дагон, опускаясь на колени, - возьми все мое
имущество, продай меня и мою семью, все возьми, даже жизнь... Но сто
талантов! Откуда мне взять сейчас такие деньги? Их нет ни в Египте, ни в
Финикии...
Наследник расхохотался:
- Сет опутал тебя, Дагон! Неужели и ты мог поверить, что я хочу изгнать
вас?
Ростовщик вторично припал к его ногам:
- Где же мне знать? Я простой купец и твой раб. И достаточно одного
лунного месяца, чтобы все пошло прахом - и жизнь моя и богатство.
- Да объясни ты мне, что это значит? - спросил, потеряв терпение,
наследник.
- Я не знаю, что сказать тебе. А если бы даже и знал, то великая печать
наложена на уста мои... Сейчас я только молюсь и проливаю слезы.
&quot-Разве финикияне тоже молятся?&quot- - подумал Рамсес.
- Если я не в силах оказать тебе никакой услуги, - продолжал Дагон, -
то дам, по крайней мере, добрый совет: здесь, в Бубасте, проживает
знаменитый тирский князь Хирам, человек старый, умный и очень богатый.
Призови его и попроси у него сто талантов. Может быть, он окажет тебе
услугу...
Ничего не добившись от Дагона, Рамсес отпустил его, пообещав отправить
послов к Хираму.
 

IPSISSIMUS

Administrator
Регистрация:19 Апр 2013
Сообщения:39.252
Реакции:1.293
Баллы:113
На следующий день утром Тутмос с многолюдной свитой офицеров и
придворных посетил тирского князя и пригласил его к наместнику.
В полдень Хирам явился во дворец в простых носилках, несомых восемью
нищими египтянами, которые получали от него милостыню. Он был окружен
знатнейшими финикийскими купцами и толпой народа, каждый день собиравшейся
перед его домом.
Рамсес был несколько удивлен, увидев старца внушительной осанки, в
глазах которого светился ум. Хирам был одет в белый плащ, золотой обруч
украшал его голову. Он с достоинством поклонился наместнику и, простерши
руку над его головой, произнес краткое благословение. Присутствующие были
глубоко тронуты.
Когда наместник указал ему на кресло и велел придворным удалиться,
Хирам сказал:
- Вчера, господин, твой слуга Дагон передал мне, что тебе нужно сто
талантов. Я немедленно отправил своих гонцов в Сабни-Хетем, Сетроэ (*86),
Буто и другие города, где стоят финикийский корабли, с требованием
выгрузить все товары, и думаю, что через несколько дней ты получишь эту
небольшую сумму.
- Небольшую! - перебил Рамсес с усмешкой. - Ты счастлив, князь, если
сто талантов можешь назвать небольшой суммой.
Хирам покачал головой.
- Твой дед, вечно живущий Рамсес-са-Птах (*87), - сказал он после
минутного молчания, - удостаивал меня своей дружбы- знаю также святейшего
отца твоего - да живет он вечно!.. - и даже попытаюсь лицезреть его, если
буду допущен...
- А что заставляет тебя сомневаться в этом? - прервал его царевич.
- Есть люди, которые одних допускают к особе его святейшества, других
не допускают, - ответил гость, - но не стоит говорить о них. Ты, царевич,
в этом не виноват, а потому осмелюсь, на правах старого друга твоего отца
и деда, задать тебе один вопрос.
- Я слушаю.
- Что это значит, что наследник престола, наместник фараона, вынужден
занимать сто талантов, когда его государству должны больше ста тысяч
талантов?
- Кто должен? - воскликнул Рамсес.
- Как кто? А дань от азиатских народов? Финикия должна вам пять тысяч,
и, я ручаюсь, она их вернет, если не произойдет ничего неожиданного. Но,
кроме нее, израильтяне должны три тысячи, филистимляне и моавитяне (*88)
по две тысячи, хетты тридцать тысяч... Я не помню всех статей, но знаю,
что в общем это составляет от ста трех до ста пяти тысяч талантов.
Рамсес кусал губы. Его подвижное лицо выражало бессильный гнев. Он
опустил глаза и молчал.
- Так это правда? - вздохнул вдруг Хирам, вглядываясь в наместника. -
Так это правда? Бедная Финикия! Бедный Египет!
- Что ты говоришь, достойнейший? - спросил наследник, хмуря брови. - Я
не понимаю твоих причитаний.
- Видно, ты знаешь, царевич, о чем я говорю, раз не отвечаешь на мой
вопрос.
Хирам встал, как будто собираясь уходить.
- Тем не менее я не возьму обратно своего обещания. Ты получишь,
господин мой, сто талантов.
Он низко поклонился, но наместник заставил его сесть.
- Ты что-то скрываешь от меня, князь, - произнес он тоном, в котором
чувствовалась обида. - Я хочу, чтобы ты объяснил мне, какая беда грозит
Финикии или Египту.
- Неужели наследник фараона не знает этого? - спросил Хирам
нерешительным тоном.
- Я ничего не знаю. Я провел больше месяца в храме.
- Как раз там и можно было все узнать.
- Ты скажешь мне! - вскричал наместник, стукнув по столу. - Я никому не
позволю шутить со мной.
- Я расскажу тебе, если ты, царевич, дашь мне клятвенное обещание
молчать. Хотя я не могу поверить, чтобы наследника престола не поставили в
известность...
- Ты не доверяешь мне? - изумился Рамсес.
- В таком деле я потребовал бы обещания даже у фараона, - ответил Хирам
решительно.
- Ладно - клянусь моим мечом и знаменами наших полков, что не расскажу
никому того, что ты откроешь мне.
- Достаточно, - сказал Хирам.
- Так я слушаю.
- Известно ли тебе, царевич, что происходит сейчас в Финикии?
- Даже и этого не знаю, - перебил раздраженный наместник.
- Наши корабли, - зашептал Хирам, - плывут со всех концов света на
родину, чтобы по первому сигналу перевезти все население и его имущество
куда-нибудь за море, на запад...
- Почему? - удивился наместник.
- Потому что Ассирия хочет завладеть нами.
Рамсес расхохотался.
- Ты с ума сошел, почтеннейший старец! - воскликнул он. - Ассирия
возьмет под свою власть Финикию! А что мы на это скажем? Мы, Египет?
- Египет уже дал согласие.
Вся кровь бросилась царевичу в голову.
- У тебя от жары мысли путаются, старик, - сказал он уже спокойно. - Ты
забываешь, что такое согласие не может быть дано без ведома фараона и...
моего.
- За этим дело не станет, а пока что заключили договор жрецы.
- Какие жрецы? С кем?
- С халдейским верховным жрецом Бероэсом, уполномоченным царя Ассара, -
ответил Хирам. - Кто выступает от Египта - не могу сказать наверное, но
кажется, что досточтимый Херихор, святой отец Мефрес и пророк Пентуэр.
Наследник побледнел.
- Имей в виду, финикиянин, - сказал он, - что ты обвиняешь высших
сановников государства в измене.
- Ты ошибаешься, царевич, это вовсе не измена, старейший верховный жрец
Египта и министр фараона имеют право вести переговоры с соседними
державами. К тому же откуда ты знаешь, что все это делается без ведома
фараона.
Рамсес вынужден был признать в душе, что такой договор был бы не
изменой государству, а лишь пренебрежением к наследнику престола. Так вот
как относятся жрецы к нему, который через год может стать фараоном! Так
вот почему Пентуэр порицал войну, а Мефрес поддерживал его!
- Когда же был заключен договор? Где?
- По-видимому, ночью в храме Сета близ Мемфиса, - ответил Хирам. - А
когда - я точно не знаю, но мне кажется, что в тот день, когда ты уезжал
из Мемфиса.
&quot-Ах, негодяи, - подумал Рамсес. - Так-то они считаются с моим
положением наместника! Значит, они обманывали меня даже тогда, когда
изображали мне состояние государства! Какой-то добрый бог внушал мне
сомнения еще в храме Хатор!&quot-
После минутной внутренней борьбы он сказал вслух:
- Быть не может, и я не поверю твоему рассказу, пока ты не представишь
мне доказательства.
- Доказательство будет, - ответил Хирам. - Со дня на день должен
приехать в Бубаст великий ассирийский владыка Саргон, друг царя Ассара. Он
приезжает под предлогом паломничества в храм богини Ашторет. Саргон
принесет дары вашему высочеству и его святейшеству, а затем вы заключите
договор, вернее - скрепите печатью то, что порешили жрецы, на гибель
финикиянам, а может быть, и на вашу собственную беду.
- Никогда! - воскликнул наследник. - А какое же вознаграждение получит
за это Египет?
- Вот речь, достойная царя: чем вознаградят Египет? Для государства
всякий договор хорош, если оно получает от него выгоду. И именно то меня и
удивляет, - продолжал Хирам, - что Египет собирается заключить невыгодную
сделку, ибо Ассирия захватит, кроме Финикии, чуть ли не всю Азию, а вам,
словно из милости, оставит израильтян, филистимлян и Синайский полуостров.
Само собой разумеется, что в таком случае пропадет вся дань, полагающаяся
Египту, и фараон никогда не получит этих ста пяти тысяч талантов.
Наследник покачал головой.
- Ты не знаешь египетских жрецов, - ответил он. - Никто из них никогда
не принял бы такого договора.
- Почему? Финикийская поговорка гласит: &quot-Лучше ячмень в амбаре, чем
золото в пустыне&quot-. Может случиться, что Египет, почувствовав себя слишком
слабым, предпочтет даром получить Синай и Палестину, чем воевать с
Ассирией. Но вот что меня удивляет... Ведь сейчас легче победить Ассирию,
чем Египет! У нее какие-то затруднения на северо-востоке, войск мало, да и
те неважные. Если бы Египет напал на Ассирию, он сокрушил бы ее, захватил
бы несметные сокровища Ниневии и Вавилона и раз навсегда утвердил свою
власть в Азии.
- Ну вот, видишь, значит, такого договора не может быть, - сказал
Рамсес.
- Он был бы понятен для меня лишь в том случае... если бы жрецы...
задумали свергнуть власть фараона в Египте. К этому, впрочем, они
стремятся еще со времен твоего деда.
- Ты сам не знаешь, что говоришь, - перебил его наместник, однако на
сердце у него стало тревожно.
- Может быть, я и ошибаюсь, - ответил Хирам, пристально глядя ему в
глаза. - Но послушай...
Он придвинул свое кресло к царевичу и заговорил шепотом:
- Если бы фараон объявил войну Ассирии и выиграл ее, у него оказалась
бы большая, преданная ему армия, сто тысяч недоплаченной дани, около
двухсот тысяч талантов с Ниневии и Вавилона, наконец, около ста тысяч
талантов ежегодно с завоеванных стран. Такое огромное богатство позволило
бы ему выкупить поместья, заложенные у жрецов, и навсегда положить конец
их вмешательству в дела власти.
У Рамсеса загорелись глаза. Хирам продолжал:
- А сейчас армия зависит от Херихора, то есть от жрецов, и, за
исключением наемников, фараону не на кого рассчитывать. К тому же казна
фараона пуста, и большая часть его поместий принадлежит храмам. Фараону,
хотя бы для содержания двора, приходится каждый год делать новые долги. А
так как финикиян у вас уже больше не будет, то вам придется занимать у
жрецов. Таким образом, через десять лет фараон - да живет он вечно! -
лишится последних своих поместий. А что потом?
На лбу у Рамсеса выступил пот.
- Так вот, видишь, достойный государь, - продолжал Хирам, - жрецы лишь
в одном случае могли бы и даже вынуждены были бы принять позорный договор
с Ассирией - если бы они хотели унизить и уничтожить власть фараона. Иначе
остается предположить, что Египет слаб и нуждается в мире во что бы то ни
стало...
Рамсес вскочил.
- Замолчи! - вскричал он. - Я предпочту измену вернейших слуг такому
унижению страны! Как можно, чтобы Египет отдал Азию Ассирии. Ведь через
год он сам попадет под ярмо, так как, подписывая такой договор, он
признает свое бессилие.
Царевич начал взволнованно ходить взад и вперед. Хирам смотрел на него
не то с состраданием, не то с сочувствием.
Вдруг Рамсес остановился и сказал:
- Все это ложь! Какой-то ловкий бездельник обманул тебя, Хирам, а ты
ему поверил. Если бы существовал такой договор, он хранился бы в
величайшей тайне. А ведь, по-твоему, выходит, что один из четырех жрецов,
которых ты назвал, предал не только фараона, но и самих заговорщиков.
- Но ведь мог быть кто-то пятый, кто подслушал их, - заметил Хирам.
- И продал тебе секрет?
- Меня удивляет, - заметил Хирам, - что ты еще не познал могущества
золота.
- Но у наших жрецов больше золота, чем у тебя, хоть ты и богач из
богачей.
- Но и я не отказываюсь от лишней драхмы. Зачем же другим швыряться
талантами?
- Они - слуги богов, - возражал, горячась, наследник. - Они побоялись
бы божьей кары.
Финикиянин усмехнулся.
- Я видал, - ответил он, - много храмов разных народов, а в храмах
множество идолов, больших и маленьких, деревянных, каменных и даже
золотых. Но богов я не встречал нигде.
- Богохульник! - воскликнул Рамсес. - Я сам видел божество, чувствовал
на себе его руку и слышал голос.
- Где это было?
- В храме Хатор, в преддверии храма, в моей келье.
- Днем? - спросил Хирам.
- Ночью, - ответил Рамсес и задумался.
- Ночью ты слышал голоса богов и чувствовал их руку? - повторил
финикиянин, напирая на каждое слово. - Ночью многое может привидеться. Как
же это происходило?
- Кто-то прикасался к моей голове, плечам, ногам, и клянусь...
- Те... - перебил Хирам с улыбкой, - не следует клясться понапрасну.
Он пристально посмотрел на Рамсеса своими проницательными, умными
глазами и, видя, что в душе юноши пробуждаются сомнения, сказал:
- Вот что я тебе скажу, государь, ты неопытен и окружен сетью интриг, а
я был другом твоего деда и отца. Поэтому я окажу тебе одну услугу. Загляни
когда-нибудь ночью в храм Ашторет, но... обещай мне сохранить тайну...
Приходи один, и ты увидишь, какие там боги говорят с нами и прикасаются к
нам.
- Приду, - ответил Рамсес, подумав.
- Предупреди меня, государь, в какой-нибудь день утром. Я тебе скажу
вечерний пароль храма, и тебя пропустят. Только не выдай ни меня, ни себя,
- прибавил с добродушной улыбкой финикиянин. - Боги иногда еще прощают
разоблачение своих тайн, люди же - никогда.
Он поклонился и, воздев глаза и руки, стал шептать благословения.
- Лицемер! - воскликнул Рамсес. - Ты молишься богам, в которых не
веришь?
Хирам окончил благословение и сказал:
- Да, я не верю в богов египетских, ассирийских, даже финикийских, но
верю в единого, который не обитает в храмах и имя которого неведомо.
- Наши жрецы тоже верят в единого, - заметил Рамсес.
- И халдейские тоже, а все-таки и те и другие сговорились против нас...
Нет правды на свете, дорогой царевич.
После ухода Хирама наследник заперся в самой отдаленной комнате под
предлогом чтения священных папирусов.
Под влиянием только что слышанного в его пылком воображении почти
мгновенно созрел новый план.
Прежде всего он понял, что между финикиянами и жрецами ведется тайная
борьба не на жизнь, а на смерть. За что? Конечно, за влияние и богатство.
Правду сказал Хирам, что если в Египте не станет финикиян, то все поместья
фараона, номархов и всей аристократии перейдут во владение храмов.
Рамсес никогда не любил жрецов и давно уже знал и видел, что большая
часть Египта принадлежит им, что их города - самые богатые, поля - лучше
возделаны, народ у них живет в довольстве. Понимал он также, что половина
богатств, принадлежавших храмам, освободила бы фараона от беспрестанных
забот и усилила бы его власть. Царевич знал это и не раз с горечью
высказывал. Но когда при содействии Херихора он стал наместником и получил
командование корпусом Менфи, он примирился с жрецами и подавлял свою
неприязнь к ним. Сейчас все снова поднялось в нем. Значит, жрецы не только
не рассказали ему о своих переговорах с Ассирией, но даже не предупредили
его о посольстве какого-то Саргона...
Возможно, впрочем, что этот вопрос представляет величайшую тайну храмов
и государств. Но почему они скрывали от него сумму дани, не выплаченной
разными азиатскими народами? Сто тысяч талантов! Да ведь это деньги,
которые могли бы сразу поправить состояние финансов фараона! Почему они
скрывают то, что знает даже тирский князь, один из членов Совета этого
города?
Какой позор для него, наследника престола и наместника, что чужие люди
открывают ему глаза!
Но было нечто худшее: Пентуэр и Мефрес всячески доказывали ему, что
Египет должен избегать войны.
Уже в храме Хатор это показалось ему подозрительным: ведь война могла
доставить государству сотни тысяч рабов и поднять общее благосостояние
страны. Сейчас же она казалась ему тем более необходимой, что Египет
должен был собрать невыплаченную дань и наложить новую.
Рамсес, подперев голову руками, считал:
&quot-Нам предстоит собрать сто тысяч талантов дани... Хирам полагает, что
ограбление Вавилона и Ниневии принесет около двухсот тысяч... итого триста
тысяч единовременно. Такой суммой можно покрыть расходы самой длительной
войны, а в виде прибыли останется несколько сот тысяч рабов и сто тысяч
ежегодной дани со вновь завоеванных стран. А после этого, - заключил
наследник, - мы рассчитались бы с жрецами!&quot-
Рамсеса лихорадило. Однако у него мелькнула мысль:
&quot-А если Египту окажется не по силам победоносная война с Ассирией?&quot-
Но при этом сомнении вся кровь в нем вскипела.
&quot-Как? Египет не сможет раздавить Ассирию, когда во главе армии встанет
он, Рамсес, потомок Рамсеса Великого, который в одиночку бросался на
хеттские военные колесницы и сокрушал их!&quot-
Рамсес мог представить себе все, кроме того, что он может быть
побежден, не в силах будет вырвать победу у великих властелинов.
Он чувствовал беспредельную отвагу и был бы удивлен, если бы враг не
обратился в бегство при одном виде его скачущих коней. Ведь в военной
колеснице рядом с фараоном - сами боги, чтобы заслонить его щитом, а
врагов поразить небесными громами. &quot-Но что этот Хирам говорил мне про
богов? - подумал царевич. - И что он собирается показать мне в храме
Ашторет? Посмотрим!&quot-
 

IPSISSIMUS

Administrator
Регистрация:19 Апр 2013
Сообщения:39.252
Реакции:1.293
Баллы:113
Хирам сдержал обещание. Каждый день ко дворцу наместника в Бубасте
подходили толпы невольников и длинные вереницы ослов, нагруженных
пшеницей, ячменем, сушеным мясом, тканями и вином. Золото и драгоценные
каменья приносили финикийские купцы под наблюдением служащих Хирама.
Таким образом, наместник в течение пяти дней получил обещанные ему сто
талантов. Хирам взял себе небольшие проценты - один талант с четырех в год
- и не требовал залога, а ограничивался распиской наместника,
засвидетельствованной в суде.
Потребности двора были щедро обеспечены: три наложницы наместника
получили новые наряды, благовония и по несколько невольниц с кожей разного
цвета, прислуга - обильную пищу и вино, царские работники - недоплаченное
жалованье, солдаты - увеличенные порции.
Двор был в восторге, тем более что Тутмосу и другим благородным юношам,
по приказу Хирама, были даны финикиянами довольно крупные суммы взаймы.
Номарх же провинции Хабу и его высшие чиновники получили щедрые подарки.
Несмотря на все усиливавшуюся жару, пиршество сменялось пиршеством,
увеселение увеселением. Наместник, видя всеобщую радость, был и сам
доволен. Беспокоило его только одно: поведение Мефреса и других жрецов. Он
думал, что эти высокие сановники будут укорять его за большой заем у
Хирама, сделанный вопреки их наставлениям в храме Хатор. Между тем святые
отцы молчали и даже не показывались при дворе.
- Что это значит, - сказал он однажды Тутмосу, - что жрецы не делают
нам никаких упреков? Ведь такой роскошной жизни, как сейчас, мы еще
никогда себе не позволяли. Музыка играет с утра до ночи, а мы пьем с
восхода солнца и засыпаем в объятиях женщин или с кувшинами у изголовья...
- За что им упрекать нас? - ответил с негодованием Тутмос. - Ведь мы
находимся в городе Ашторет, для которой самое приятное богослужение - это
веселье, а самое желанное жертвоприношение - любовь! Впрочем, жрецы
понимают, что после столь длительных лишений и поста ты вправе
повеселиться.
- Они говорили тебе об этом? - спросил царевич с тревогой.
- Не раз. Не далее как вчера святой Мефрес сказал мне, смеясь, что
такого молодого человека, как ты, больше влечет веселье, чем богослужения
или заботы по управлению государством.
Рамсес задумался. Значит, жрецы считают его легкомысленным мальчишкой,
несмотря на то, что он благодаря Сарре не сегодня-завтра станет отцом? Но
тем лучше! Для них будет сюрпризом, когда он заговорит с ними по-своему.
Правда, царевич и сам укорял себя в том, что, с тех пор как покинул
храм Хатор, еще ни одного дня не посвятил делам нома Хабу. Жрецы могут
подумать, что он и в самом деле удовлетворен объяснениями Пентуэра или что
ему уже надоело заниматься государственными делами.
- Тем лучше!.. - повторял он. - Тем лучше!..
Замечая постоянные интриги среди окружавших его людей или подозревая их
в таких интригах, Рамсес рано научился скрывать свои мысли. Он был уверен,
что жрецы не догадываются, о чем он разговаривал с Хирамом и какие планы
зародились в его голове. Ослепленные своей властью, они были довольны тем,
что он забавляется, и рассчитывали, что это поможет им удержать бразды
правления в своих руках.
&quot-Боги настолько затуманили их разум, - думал Рамсес, - что им и
невдомек, почему Хирам так расщедрился. Или этому хитроумному тирийцу
удалось усыпить их подозрительность? Тем лучше!.. Тем лучше!..&quot-
Рамсес испытывал странное удовольствие, думая, что жрецы обманулись,
оценивая его способности. Он решил и дальше поддерживать их заблуждение и
веселился напропалую.
Действительно, жрецы, и прежде всего Мефрес, ошиблись насчет Рамсеса и
Хирама. Хитрый тириец делал вид, будто очень горд своими отношениями с
наследником престола, а тот с не меньшим успехом разыгрывал роль
веселящегося юнца.
Мефрес не сомневался, что наследник серьезно думает об изгнании
финикиян из Египта и что и сам Рамсес и его придворные берут у них взаймы
деньги, рассчитывая никогда их не отдавать.
Тем временем храм Ашторет, его обширные сады и дворы кишели
богомольцами. Каждый день, если не каждый час, несмотря на чудовищную
жару, из далекой Азии прибывали к великой богине новые толпы паломников.
Странные это были богомольцы: усталые, потные, покрытые пылью, они шли с
музыкой, приплясывая и горланя распутные песни. Целый день они пили вино,
а ночь проходила у них в самом разнузданном разврате в честь богини
Ашторет. Их можно было не только узнать, но даже почуять издали: они несли
в руках огромные букеты свежих цветов, а в узелках - издохших в течение
года кошек, которых отдавали бальзамировать или набивать из них чучела
парасхитам, проживающим в окрестностях Бубаста, а затем уносили домой как
священную реликвию.
В начале месяца месоре (май - июнь) князь Хирам уведомил Рамсеса, что
вечером он может прийти в финикийский храм Ашторет. Когда стемнело,
наместник пристегнул сбоку короткий меч, накинул на себя плащ с капюшоном
и, не замеченный никем из прислуги, тайком направился в дом Хирама.
Старый вельможа ожидал его.
- Ну, - спросил он с улыбкой, - ваше высочество не боится войти в
финикийский храм, где на алтаре восседает жестокость, а служит ей
распутство?
- Боюсь? - переспросил Рамсес, посмотрев на него чуть не с презрением.
- Ашторет не Баал, а я не младенец, которого можно бросить в раскаленное
чрево вашего бога.
- И ты веришь этому,
 

ТалиЯ

Well-Known Member
Регистрация:20 Апр 2013
Сообщения:73
Реакции:0
Баллы:0
Цитата: Боги иногда еще прощают
разоблачение своих тайн, люди же - никогда.

уметь &quot-заглянуть за ширму&quot- - почетно и умно...
&quot-трещать&quot- же об этом всуе - опасно и глупо...

можно Знать.
можно Уметь.
можно &quot-пощекотоать свои возможности&quot- и подправить Ситуацию в нужное и выгоднее Русло.
но! нужно делать это молча скромненько... нипривлекая внимания... &quot-тихой сапой&quot-
.......оставьте людям иллюзию Тайны - и они вас пощадят (а может даже и поделятся )... если повезет
 

IPSISSIMUS

Administrator
Регистрация:19 Апр 2013
Сообщения:39.252
Реакции:1.293
Баллы:113
ТалиЯ пишет:Цитата: Боги иногда еще прощают
разоблачение своих тайн, люди же - никогда.

уметь &quot-заглянуть за ширму&quot- - почетно и умно...
&quot-трещать&quot- же об этом всуе - опасно и глупо...

можно Знать.
можно Уметь.
можно &quot-пощекотоать свои возможности&quot- и подправить Ситуацию в нужное и выгоднее Русло.
но! нужно делать это молча скромненько... нипривлекая внимания... &quot-тихой сапой&quot-
.......оставьте людям иллюзию Тайны - и они вас пощадят (а может даже и поделятся )... если повезет


ПРИНЯТО!!! ОЧЕНЬ ХОРОШИЙ ОТВЕТ!!! + 1
 

Асфодель

Well-Known Member
Регистрация:20 Апр 2013
Сообщения:294
Реакции:2
Баллы:0
Спасибо, что обращаете наше внимание на такие интересные и нужные вещи. Давно собиралась прочесть &quot-Фараон&quot-, но все откладывала. Теперь обязательно прочту.
С Уважением.
 

Человек

New Member
Регистрация:24 Апр 2013
Сообщения:1
Реакции:0
Баллы:0
IPSISIMUS пишет: глядя на свои израненные в пути ноги, думал: &quot-Зачем я сюда пришел?..
Зачем добровольно отказался от своего высокого положения?..&quot-


Жертвуй меньим для обретения большего. В полную банку воды не нальешь.
 

Deimos

Administrator
Регистрация:19 Апр 2013
Сообщения:11.091
Реакции:61
Баллы:48
ЖРЕЦЫ ВСЕГДА И ВО ВСЕ ВРЕМЕНА БЫЛИ ИСТИННЫМИ ПРАВИТЕЛЯМИ ГОСУДАРСТВ, ХОТЬ И НАХОДИЛИСЬ В ТЕНИ. ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ МИНУЛИ, НО ВСЕ ДО СИХ ПОР ТАК ЖЕ КАК РАНЬШЕ )))
 

Aranciona

Member
Регистрация:20 Апр 2013
Сообщения:13
Реакции:0
Баллы:0
Ой да...Читала и, вместе с Рамсесом, не знала кому верить...
А жрецы молодцы
 

Gira

Well-Known Member
Регистрация:20 Апр 2013
Сообщения:388
Реакции:1
Баллы:0
У каждого из нас есть возможность придти &quot-за светом мудрости&quot-......
Но не каждый её использует............
 

Gira

Well-Known Member
Регистрация:20 Апр 2013
Сообщения:388
Реакции:1
Баллы:0
Gira пишет:У каждого из нас есть возможность придти &quot-за светом мудрости&quot-......
Но не каждый её использует............
-- Зачем ты пришёл?
-- За светом мудрости.
-- Какие у тебя на это права?
-- Я получил посвящение в низший сан......
 

serena

Well-Known Member
Регистрация:20 Апр 2013
Сообщения:112
Реакции:0
Баллы:0
не знаю, кто автор. но это не важно. я считаю что подобные тематические рассказы уводят с истинного пути. да, жрецы были есть и будут, но это нисколько не означает, что человек маленькое примитивное существо без возможности роста.
и потом, иерархическая система это путь толпы. одной идти тяжелее, но зато все знания - твои. весь опыт - твой, и это благо.

поэтому я всегда ошибалась и получала опыт. и хочу больше ошибаться, чтобы стать супер-профессионалом.
 

serena

Well-Known Member
Регистрация:20 Апр 2013
Сообщения:112
Реакции:0
Баллы:0
вся политика жрецов не однородна. в толпе овец всегда может затесаться одна паршивая овца, которая портит стадо. и именно это овца станет следующим жрецом. никто её убивать не собирается. ей всегда предложат те же самые жрицы стать больше и продолжить их святую ругань ...
 

calina

Member
Регистрация:20 Апр 2013
Сообщения:19
Реакции:0
Баллы:0
Да я хотел прочитать, и... вот...
Мудрость, это со временем приходит, у кого-то раньше, а у кого-то и поздно, Да можно спросить совет у мудрости, но как мы его поймем и применим...???? Мы маги колдуны ведьмы... и то иногда не слушаем советы мудрости и ошибаемся....
Был у меня в жизни такой случай, жил я на тот момент в селе и приехала соседка жить из города, познакомились и она тоже гадала, лечила...как оказалось позже, подружились, но через год она умерла.... и на 40 день пришла в дом к себе села в кресло и сказала дочери...счастье ваше рядом да вы его не видите... - в итоге она упустила свое счастье, но это она поняла лет через 7. История была эта 11 лет назад, вот так и с мудростью...
 

Nargis

Well-Known Member
Регистрация:20 Апр 2013
Сообщения:723
Реакции:0
Баллы:0
Цитата:- Я видал, - ответил он, - много храмов разных народов, а в храмах
множество идолов, больших и маленьких, деревянных, каменных и даже
золотых. Но богов я не встречал нигде.
Их там и не было никогда.

Аналогия: Хирам - Сорос.

Цитата:Боги иногда еще прощают
разоблачение своих тайн, люди же - никогда.
Забавно, а кто может подтвердить прощение богов?


Тысячилетия прошли, а изменилось ли что? Ничего. Таже пирамида власти, облеченная в другие словосочетания. Был фараон, кесарь, царь, теперь президент. Не вижу абсолютно никакой разницы. Были рабы - теперь народонаселение (слово-то какое!) или еще лучше - электорат.

Золото...власть....золото....власть - вечные наркотики человечества. И, заметьте, любой ценой.

Вот знаменитое письмо Александра Великого! (в истории чем больше убил себе подобных тем величавее ты для потомков)

&quot- Александр Аристотелю желает благополучия!
Ты поступил неправильно, разгласив учения, предназначенные для чисто устного изложения. Чем же еще мы будем отличаться от остальных людей, если те же учения, на которых мы были воспитаны, станут общим достоянием? Я хотел бы иметь превосходство над другими не так могуществом, как знаниями о высших предметах. Будь здоров.&quot-

И везде и во всем прослеживается один стержень - могущество! И достичь его любой ценой .Не богатством, так знаниями, не знаниями, так оружием, не оружием, так интригами и коварством.
 

Анна драко

Active Member
Регистрация:20 Апр 2013
Сообщения:39
Реакции:0
Баллы:0
Могущество,власть......все это старо как мир
&quot-Гоняясь за властию мирскою вы забываете о духовном...&quot- сильнейшим дано править,а слабым дано пдчинятся но есть и такие кто желает не власти, есть те, кто желает знаний и мудрости. Ибо знания стоят превыше всего. Знания дают власть но истинно знающим власть не нужна,они знают цену этой власти и могущества.

Может мои слова покажутся невежественными но тот, кто когда то мне сказал это был знающим
 
Divider

Personalize

Сверху Снизу