Сахль ибн Абдоллах рассказывал: "Я встретил Иблиса и узнал его. Он понял, что узнан, и у нас завязался разговор. Я стоял на своем, он – на своем. Разгорелся спор, и мы разошлись не на шутку, пока в конце концов оба не исчерпали свои доводы. Последнее, что он сказал мне, было: "О Сахль, Бог сказал: "...Милость Моя объемлет всякую вещь" (7:156), и это так для всех. Уверен, ты осознаёшь, что и я – такая "вещь", пусть и самая отвратительная из всех, но всё же объемлемая Его милостью".
Сахль продолжал: "Богом клянусь, стройность и убедительность доводов Иблиса ошеломили меня. В стихе он уловил нечто такое, что ускользнуло от меня и оказалось недоступным моему восприятию. Я был поражен и крепко призадумался, потом начал читать этот стих сердцем, и когда дошел до слов "Я запишу ее [милость] тем, которые богобоязненны" (7:156), меня осенило. Я вообразил, что нашел безупречный довод и теперь возьму верх. Я сказал Иблису: "О проклятый, Господь ограничил Свое высказывание, сказав: "Я запишу ее тем, которые богобоязненны".
Иблис улыбнулся и сказал: "О Сахль, не думаю, что ты настолько несведущ, и не верю, что ты серьезно все это говоришь. Тебе никогда не приходило на ум, что это ограничение – твое, а не Божье?"
Я почувствовал, что загнан в тупик. У меня перехватило горло. Клянусь Богом, я был безответен и даже не мог закрыть за ним дверь. Я понял, что он страстно желал одного – прощения.
Он пошел своей дорогой, а я – своей. Богом клянусь, не имею ни малейшего представления о том, что будет с ним дальше, ведь Бог не дал указаний, как разрешить эту двусмысленность.
Я так и не понял, чего желал Бог, создавая Сатану. Мне неведомо, носит ли кара Божья, постигшая его, временный характер или она – навеки; ибо когда Бог расширяет Свое постановление, Он затем уже не стесняет его; однако Он назначил Своим преданным разные пути и по-разному дарует им Свою милость. Невозможно поставить пределы Божьему промыслу о чем-либо, ибо он превышает любое помышление. Божья милость преданному – обязательная составляющая Его божественности, которую Он сделал неотделимой от Себя; тогда как Его прощение тех, кто не является преданным, – это часть Его благоволения и милости; точно так же и благочестие преданного – это часть Его благоволения и милости. И потому двор милости Божьей объемлет всякую вещь.
Сахль продолжал: "Богом клянусь, стройность и убедительность доводов Иблиса ошеломили меня. В стихе он уловил нечто такое, что ускользнуло от меня и оказалось недоступным моему восприятию. Я был поражен и крепко призадумался, потом начал читать этот стих сердцем, и когда дошел до слов "Я запишу ее [милость] тем, которые богобоязненны" (7:156), меня осенило. Я вообразил, что нашел безупречный довод и теперь возьму верх. Я сказал Иблису: "О проклятый, Господь ограничил Свое высказывание, сказав: "Я запишу ее тем, которые богобоязненны".
Иблис улыбнулся и сказал: "О Сахль, не думаю, что ты настолько несведущ, и не верю, что ты серьезно все это говоришь. Тебе никогда не приходило на ум, что это ограничение – твое, а не Божье?"
Я почувствовал, что загнан в тупик. У меня перехватило горло. Клянусь Богом, я был безответен и даже не мог закрыть за ним дверь. Я понял, что он страстно желал одного – прощения.
Он пошел своей дорогой, а я – своей. Богом клянусь, не имею ни малейшего представления о том, что будет с ним дальше, ведь Бог не дал указаний, как разрешить эту двусмысленность.
Я так и не понял, чего желал Бог, создавая Сатану. Мне неведомо, носит ли кара Божья, постигшая его, временный характер или она – навеки; ибо когда Бог расширяет Свое постановление, Он затем уже не стесняет его; однако Он назначил Своим преданным разные пути и по-разному дарует им Свою милость. Невозможно поставить пределы Божьему промыслу о чем-либо, ибо он превышает любое помышление. Божья милость преданному – обязательная составляющая Его божественности, которую Он сделал неотделимой от Себя; тогда как Его прощение тех, кто не является преданным, – это часть Его благоволения и милости; точно так же и благочестие преданного – это часть Его благоволения и милости. И потому двор милости Божьей объемлет всякую вещь.