Unagdomed
Administrator
Регистрация:19 Апр 2013
Сообщения:25.496
Реакции:344
Баллы:83
Наиболее интересным, загадочным, таинственным, и может быть одним из самых известных произведений А.С. Пушкина, является поэма “Медный Всадник”, названная автором также “Петербургская повесть”. Второе название дано не случайно. Поэма стала первой страницей Петербургского текста русской литературы ? концепции, признанной современным литературоведением, согласно которой, существует определенный корпус текстов русской литературы, где главным литературным героем произведения становится Город.
Поэтому характерными для Петербургского текста являются следующие особенности: переплетение сюжетной линии с легендой или мифом об основании Петром города на костях каторжников (или строителей, погибших при возведении стен города), откуда, как следствие, проистекает другая легенда ? о том, что город построил "Дьявол", "Сатана" (родоначальником этой идеи считается A.Мицкевич), в связи с этим и действия разворачиваются преимущественно ночью, и связаны с мистикой или тайной.
Другой возможной легендой, вплетенной в канву повествования, является тема болота – как места основания града Петрова.
Есть так же и многие другие важные составляющие Петербургского текста, например, противостояние Москвы и Петербурга, созвучие Северной столицы с идеями апокалиптичности рубежа веков- конечно же все они встречаются в поэме “Медный Всадник”, но нас интересует другой аспект ? а именно, первые из перечисленных особенностей Петербургского текста как такового.
Петербург ? главный герой поэмы А.С.Пушкина “Медный Всадник” ? содержит в себе некоторую двойственность, конфликт, отразившийся в трагической фигуре Евгения и в образе самого города. С одной стороны, это восхищение красотой творения Петра, с другой ? ощущение внутреннего надрыва, явно не божественного происхождения города, он не похож на произведение Бога, а строится "на зло", "вопреки":
И думал он:
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
На зло надменному соседу.
Получается, что в поэме творение происходит не ради добра, а ради угрозы, вопреки законам природы, олицетворяя бунт, вызов, протест.
О том, что город создан отнюдь не волением Благого Бога свидетельствует как общее настроение поэмы, созданное темными, мрачными красками, так и многочисленные символы тьмы, хаоса и воды, сопровождающие повествование:
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел.
Или такие строки:
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса
В таком случае возникает закономерный вопрос ? чьей же волей был создан город? Творение происходит в результате деятельной воли Петра. Но как же ее оценивает сам А.С. Пушкин? С его позиции царская воля предстает перед нами именно как роковая:
Того, чьей волей роковой
Под морем город основался...
Таким образом, можно заключить, что в поэме присутствует сюжет о творении, в котором созидание Петербурга соотносится с созданием мира. Но сюжет этот отнюдь не ветхозаветный, а гностический, в силу противопоставления злой деятельной воли с некоторым первоначалом, единым, первопринципом, не деятельным, но абсолютно благим, олицетворенным у А.С. Пушкина в виде природы.
Какие параллели с гностическим мировоззрением наталкивают нас на такое неоднозначное сравнение? Мотив строительства как противоестественного акта, даже в некотором смысле ? богоборческого. В поэме постепенно создается конструкция, возникающая в результате преодоления естественной природы ? "волей роковой".
Такой ход развития поэмы подталкивает нас к сравнению этой сюжетной линии с одним из самых характерных элементов гностического мифа ? творением мира Демиургом по дерзновению, вопреки воле вечного и безначального, не рожденного Отца: “ ... от Логоса и жизни произошли Десять Сил, а от Человека и Церкви – еще Двенадцать. Затем одна из этих сил взбунтовалась и была выброшена в состояние недостаточности. И от нее произошло все остальное”.
В "Медном Всаднике" этой особенности древнего гностицизма соответствует идея возведения города на топком месте, болоте, вопреки всем законам природы, в противопоставление естественному порядку вещей, и лишь согласно желанию, решению, воле царя ? Петра (поэтому и выглядит город умышленным и фантастичным). А.С. Пушкин именует самодержца то “кумиром на бронзовом коне”, то “державцем полумира” ? и именно эту функцию несет на себе демиург.
Такое резкое противостояние отсылает нас к сильно выраженному дуализму в построениях гностических систем, который выражается в творении мира демиургом, действующим в горделивом порыве вопреки замыслу о творении Высшего Первоначала, Первоотца, или Матери - Софии: “ ... от первого ангела, ? пишет о Барбело-гносисе в своей книге “Против ересей” Св. Ириней Лионский, ? который находится при Единородном, произошел Дух Святой, Которого они называют Премудростью и Пруникос. ... побуждаемый простотой и добротой, Он произвел творение, в котором было неведение и дерзость”.
В поэме А.С. Пушкина мотив дерзновнения подчеркивают такие строки:
И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова.
“Старая Москва” меркнет перед “младшею столицей” ? как существовавшая изначально ? перед новым произведением возгордившегося Создателя.
Дальнейшие события гностического мифа о творении разворачиваются следующим образом: на сцене появляется активное творящее начало, мироустроитель - демиург: “Это ее (Пруникос) порождение стало Проархонтом и демиургом этого мира. Он украл у своей матери силы и отправился в нижний мир и создал небесную твердь, в которой и обитает. А поскольку он есть Неведение, то он породил также подлежащие ему силы – ангелов, твердь и все земное. Затем он соединился со своим неразумием, и так возникли Злоба, Зависть, Ревность, Месть и Страсть. Увидав все это, мать София в печали удалилась и поселилась в высшем мире ... он решил, что он здесь один, и произнес: “Я ? Бог ревнивый, и нет никого, кроме Меня”.
В этом фрагменте перед нами пример характерного для некоторых гностических систем положения о творении мира демиургом, в роли которого может выступать или один из сотворенных эонов вечным и безначальным принципом ? Отцом, Глубиной или Премудростью ? Софией, или же один из первых Архонтов (или Проархонт, ангел – мировластитель), сотворенный Первоначалом, а так же в некоторых учениях миросозидающим принципом может быть и сама София или Ветхозаветный Бог.
В учении офитов, по свидетельству Св. Иринея, в качестве дерзновенно творящего принципа выступает первое порождение Софии-Пруникос, муже-женского начала ? Ялдаваоф, о котором сказано, что он: “не уважал матери, потому что без чьего-либо дозволения произвел детей и внуков, а также ангелов, архангелов, силы, власти и господства.”
В “Медном Всаднике” олицетворением злого демиурга выступает активная градостроительная деятельность царя Петра, который творит мир – Петербург вопреки другой силе – природе, как Высшему принципу:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия,
Да умирится же с тобой
И побежденная стихия-
В поэме А.С. Пушкина акт созидания подчеркивается самим повествованием, изображением пространства до творения ? как хаотического:
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
? после которого мир предстоит уже упорядоченным, в виде сужающейся окружности, с устремлением движения вверх:
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен-
В самом центре венчает композицию, как доминирующий образ, кумир на бронзовом коне, играющий в данном случае роль демиурга.
Таким образом, первоначальной тьме и хаотичности противопоставлен свет, стройность, отвечающая завершению творения.
То, что город основан “под морем”, “... над бездной” выводит сам акт творения, процесс происхождения мира за рамки земного пространства, во вне, охватывая не только Россию, но и все мироздание.
Рассуждая таким образом, можно сделать вывод, что картина сотворения мира, представленная в поэме А.С.Пушкина, содержит в себе элементы древнего гностицизма, и является вариантом гностического мифа о творении, неотъемлемой составляющей которого становится особое творящее начало, производимое в некоторых гностических школах для устранения соприкосновения между Высшим Богом и низшим материальным миром.
Тема заброшенности, одиночества, противопоставленности миру, свойственная гностическому мировосприятию (недосягаемость, невозможность познать величие запредельного Отца, покинутость в этом злом, чуждом материальном мире, который является всего лишь несовершенным плодом усилий творящего начала – демиурга), фигурирует и в поэме “Медный всадник”, где “юный град” представлен как “один во всей Вселенной”.
О вне мирности, вне материальности, соотнесенности с космическим масштабом процесса творения свидетельствуют и средства, выбранные поэтом для изображения реальности: “золотые небеса”, “блеск безлунный”, ? как будто перед нами выстраивается ряд декораций, а “девичьи лица ярче роз” ? напоминают нам кукольные, марионеточные.
Таким образом, действительность выглядит не реальной, но бутафорской, а действие ? театральным спектаклем.
А.С. Пушкин рисует перед нами картину Петербурга, не описывая, а называя, и не сами события или явления, а лишь их легкие, мерцающие отражения в нашем сознании. Так, вместо бала до нас доносится “блеск, и шум, и говор”, а от пирушки:
Шипенье пенистых бокалов
И пунша пламень голубой.
Перед читателем возникает вереница образов и создается не действительность, а впечатление от нее, которого и добивается А.С. Пушкин.
Среди этой призрачной картины самым ощутимым и живым становится автор, поэт, выстраивающий новую, театральную, эстетическую реальность, разыгрывая на сцене драматическое действо - гностический миф сотворения мира.
Эта кукольная, марионеточная, призрачная действительность невольно наводит нас на сравнение повествования с одной из особенностей гностического мифа, согласно которой все подчинено неизбежной силе судьбы, необходимости, властвующей над всем сущим и над сотворенным миром: “Все сотворено Природой и Судьбой, и нет места, на которое бы не распространялась власть Провидения. Провидение есть совершенный сам в себе замысел (логос) Бога, царящего на небесах. Этот замысел имеет две естественные Силы: Судьбу и Необходимость. Судьба есть орудие Провидения и Необходимости- ее орудие суть звезды. Ничто не может ни избежать Судьбы, ни уберечься от неумолимого воздействия звезд. Звезды суть орудие Судьбы и, согласно ее распоряжениям, они приводят к цели все в Природе и в человеке” , - так звучит отрывок из герметического трактата “Гермес к Аммону”, из которого следует, что гностической религии свойственно представление о “злой, "астрологической" необходимости мира”.
Вера в существование властвующего над природой принципа Необходимости и царящей над всем сущим Судьбы, является следствием, в свою очередь, такой характерной для гностицизма черты, как миф о захвате, порабощении, заключении частицы света ? человеческой души или одного из эонов ? в плен материи, как результат отпадения от Высшего Начала, Отца, нисхождения в другие сферы пространства или сотворения человека: " ... они (архонты и семь властей) слепили еще одно творение, ? переводит "Апокриф Иоанна" исследователь Е.В.Афонасин, ? на сей раз из "праха", воды, огня и пневмы, то есть из материи, тьмы, страсти и противоположного духа. И это были оковы, гробница тела, в которую они одели человека, его телесные оковы. Таково было его первое падение и лишение."
В трактате "О душе" Тертуллиана приводится учение Апеллеса, утверждающего, что "души были выманены огненным ангелом, богом Израиля, из их занебесных обителей с помощью земной пищи, а затем привязаны к грешной плоти."
Отголоском этих представлений в поэме "Медный Всадник" стал мотив закрепощения водной стихии ? Невы, возведением каменной набережной и мостов:
В гранит оделася Нева-
Мосты повисли над водами-
Темнозелеными садами
Ее покрылись острова.
Подчеркнутое изображение выстроенного города выглядит упорядоченным, строгим:
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державной теченье,
Береговой ее гранит,
? в противовес существовавшей изначально хаотичности усиливает сходство стесненной гранитом Невы и гностической души, плененной оковами плоти:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия,
Да умирится же с тобой
И побежденная стихия-
Вражду и плен старинный свой
Пусть волны финские забудут
И тщетной злобою не будут
Тревожить вечный сон Петра!
Удивительно тонкое и образное сравнение реки со страдающим от болезни человеком:
Плеская шумною волной
В края своей ограды стройной,
Нева металась как больной
В своей постели беспокойной,
? выражает тоску души, томление по покинутому горнему миру, страстное желание воссоединится с ним, и ощущение гнетущей тяжести оков плоти: "Но сила, ? излагает учение офитов Св.Ириней Лионский, ? которая перелилась из Жены ... спустилась от отцов своих- ... ее называют левой, Пруникос, Премудростью, и муже-женской. И она по простоте своей спустилась в воды, бывшие еще неподвижными, привела их в движение, смело опустившись до последних глубин, и получила от них тело. Ибо, по словам их, все устремилось к орошению ее света, пристало к нему и окружило, и если бы его не имела, быть может она вполне была бы поглощена и потоплена материей. Будучи связана материальным телом и весьма им обременена, она пришла, наконец, в себя и попыталась убежать от вод и вознестись к матери, но была не в силах по причине тяжести окружающего ее тела."
Отчужденность, заброшенность в дольнем мире частицы света или души, тоскующей по своей родине ? высшему, небесному миру, усиливается в поэме "Медный Всадник" разлукой Евгения и Параши, преградой для встречи которых становится разбушевавшаяся стихия:
Он также думал, что погода
Не унималась- что река
Все прибывала- что едва ли
С Невы мостов уже не сняли
И что с Парашей будет от
Дни на два, на три разлучен.
Страдания и страстное стремление души или Софии воссоединиться с Высшим, породившим ее Началом приведены в книге "Опровержение всех ересей" Ипполита: " ... София, оставшаяся за пределами Плеромы, начала искать Христа и Святой Дух, ее оформившие, и впала в великий страх, поскольку она потеряла того, кто дал ей форму и поддержку. Она впала в великую печаль, пытаясь понять, кто есть тот, кто оформил ее, кто таков Святой Дух, куда они ушли, что помешало им остаться с нею...? И она начала рыдать и призывать к себе того, кто покинул ее."
Эти переживания, как ощущение богооставленности, покинутости и страстный порыв вернуться к своему Отцу, для восстановления первоначального единства, изображены в "Медном Всаднике" А.С.Пушкиным в стремлении к морю бурных невских волн:
Нева всю ночь
Рвалася к морю против бури,
Не одолев их буйной дури...
И спорить стало ей невмочь...
Преградой на пути к соединению с морем выступает для Невы буря, ветер, ненастье:
Но силой ветров от залива
Перегражденная Нева
Обратно шла, гневна, бурлива,
И затопляла острова,
? для Софии преградой к возвращению в Огдоаду (восьмое небо, на которое она вознеслась после оформления "совокупным плодом Плеромы") стал Эон или Крест, возведенный Отцом: "Желая полностью скрыть бесформенный выкидыш (то есть плод Софии ? аморфную и неоформленую сущность, произведенную без участия мужского начала) от остальных Эонов, Отец произвел еще один Эон, Крест, такой же великий, как сам необъятный и совершенный Отец, призванный охранять и защищать остальные Эоны. Он является Пределом полноты, поскольку отделяет ее от внешней неполноты."
Евгению, единственному живому человеку в этой демонической реальности, созданной повествованием А.С. Пушкина, передается чувство одиночества, экзистенциальной заброшенности в этом чуждом, злом материальном мире.
Герой теряет смысл своего существования (ветхий домик, в котором жила Параша ? его мечта, смыт наводнением), жизнь становится лишенной всякой ценности, Евгений теряет связь с миром:
И так он свой несчастный век
Влачил, ни зверь, ни человек,
Ни то, ни се, ни житель света,
Ни призрак мертвый...
От пережитых потрясений Евгений сходит с ума, в развитии поэмы наступает кульминационный момент ? герой бунтует против воли демиурга-Петра, выбравшего для возведения города гиблое место, а в лице самодержца ? против силы Судьбы и неумолимой Необходимости, которая правит миром. В результате бунта Евгений впадает в безумие и наделяется даром провидца ? в нем сочетаются две противоположности, не сводимые воедино, как стихия и порядок, стройность и хаос, сознание и действие бессознательного, представляющие в целом дуализм, как черту Пушкинского мира, пространство которого сопрягает сакральное и инфернальное начала.
Евгению–пророку в порыве вдохновения и безумия открывается демоническая тайна Всадника, ? спасающее знание гностической религии, освобождающее душу от оков материи, дающее возможность божественной искре выйти за пределы чувственного космоса: «"Странник, ? говорит он, ? я на этой земле, ? приводит в Строматах учение Василида Климент Александрийский, ? и чужак среди вас". Странником в этом мире, согласно Василиду, избранный называет себя потому, что место ему от природы за пределами этого космоса.»
Поэтому характерными для Петербургского текста являются следующие особенности: переплетение сюжетной линии с легендой или мифом об основании Петром города на костях каторжников (или строителей, погибших при возведении стен города), откуда, как следствие, проистекает другая легенда ? о том, что город построил "Дьявол", "Сатана" (родоначальником этой идеи считается A.Мицкевич), в связи с этим и действия разворачиваются преимущественно ночью, и связаны с мистикой или тайной.
Другой возможной легендой, вплетенной в канву повествования, является тема болота – как места основания града Петрова.
Есть так же и многие другие важные составляющие Петербургского текста, например, противостояние Москвы и Петербурга, созвучие Северной столицы с идеями апокалиптичности рубежа веков- конечно же все они встречаются в поэме “Медный Всадник”, но нас интересует другой аспект ? а именно, первые из перечисленных особенностей Петербургского текста как такового.
Петербург ? главный герой поэмы А.С.Пушкина “Медный Всадник” ? содержит в себе некоторую двойственность, конфликт, отразившийся в трагической фигуре Евгения и в образе самого города. С одной стороны, это восхищение красотой творения Петра, с другой ? ощущение внутреннего надрыва, явно не божественного происхождения города, он не похож на произведение Бога, а строится "на зло", "вопреки":
И думал он:
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
На зло надменному соседу.
Получается, что в поэме творение происходит не ради добра, а ради угрозы, вопреки законам природы, олицетворяя бунт, вызов, протест.
О том, что город создан отнюдь не волением Благого Бога свидетельствует как общее настроение поэмы, созданное темными, мрачными красками, так и многочисленные символы тьмы, хаоса и воды, сопровождающие повествование:
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел.
Или такие строки:
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса
В таком случае возникает закономерный вопрос ? чьей же волей был создан город? Творение происходит в результате деятельной воли Петра. Но как же ее оценивает сам А.С. Пушкин? С его позиции царская воля предстает перед нами именно как роковая:
Того, чьей волей роковой
Под морем город основался...
Таким образом, можно заключить, что в поэме присутствует сюжет о творении, в котором созидание Петербурга соотносится с созданием мира. Но сюжет этот отнюдь не ветхозаветный, а гностический, в силу противопоставления злой деятельной воли с некоторым первоначалом, единым, первопринципом, не деятельным, но абсолютно благим, олицетворенным у А.С. Пушкина в виде природы.
Какие параллели с гностическим мировоззрением наталкивают нас на такое неоднозначное сравнение? Мотив строительства как противоестественного акта, даже в некотором смысле ? богоборческого. В поэме постепенно создается конструкция, возникающая в результате преодоления естественной природы ? "волей роковой".
Такой ход развития поэмы подталкивает нас к сравнению этой сюжетной линии с одним из самых характерных элементов гностического мифа ? творением мира Демиургом по дерзновению, вопреки воле вечного и безначального, не рожденного Отца: “ ... от Логоса и жизни произошли Десять Сил, а от Человека и Церкви – еще Двенадцать. Затем одна из этих сил взбунтовалась и была выброшена в состояние недостаточности. И от нее произошло все остальное”.
В "Медном Всаднике" этой особенности древнего гностицизма соответствует идея возведения города на топком месте, болоте, вопреки всем законам природы, в противопоставление естественному порядку вещей, и лишь согласно желанию, решению, воле царя ? Петра (поэтому и выглядит город умышленным и фантастичным). А.С. Пушкин именует самодержца то “кумиром на бронзовом коне”, то “державцем полумира” ? и именно эту функцию несет на себе демиург.
Такое резкое противостояние отсылает нас к сильно выраженному дуализму в построениях гностических систем, который выражается в творении мира демиургом, действующим в горделивом порыве вопреки замыслу о творении Высшего Первоначала, Первоотца, или Матери - Софии: “ ... от первого ангела, ? пишет о Барбело-гносисе в своей книге “Против ересей” Св. Ириней Лионский, ? который находится при Единородном, произошел Дух Святой, Которого они называют Премудростью и Пруникос. ... побуждаемый простотой и добротой, Он произвел творение, в котором было неведение и дерзость”.
В поэме А.С. Пушкина мотив дерзновнения подчеркивают такие строки:
И перед младшею столицей
Померкла старая Москва,
Как перед новою царицей
Порфироносная вдова.
“Старая Москва” меркнет перед “младшею столицей” ? как существовавшая изначально ? перед новым произведением возгордившегося Создателя.
Дальнейшие события гностического мифа о творении разворачиваются следующим образом: на сцене появляется активное творящее начало, мироустроитель - демиург: “Это ее (Пруникос) порождение стало Проархонтом и демиургом этого мира. Он украл у своей матери силы и отправился в нижний мир и создал небесную твердь, в которой и обитает. А поскольку он есть Неведение, то он породил также подлежащие ему силы – ангелов, твердь и все земное. Затем он соединился со своим неразумием, и так возникли Злоба, Зависть, Ревность, Месть и Страсть. Увидав все это, мать София в печали удалилась и поселилась в высшем мире ... он решил, что он здесь один, и произнес: “Я ? Бог ревнивый, и нет никого, кроме Меня”.
В этом фрагменте перед нами пример характерного для некоторых гностических систем положения о творении мира демиургом, в роли которого может выступать или один из сотворенных эонов вечным и безначальным принципом ? Отцом, Глубиной или Премудростью ? Софией, или же один из первых Архонтов (или Проархонт, ангел – мировластитель), сотворенный Первоначалом, а так же в некоторых учениях миросозидающим принципом может быть и сама София или Ветхозаветный Бог.
В учении офитов, по свидетельству Св. Иринея, в качестве дерзновенно творящего принципа выступает первое порождение Софии-Пруникос, муже-женского начала ? Ялдаваоф, о котором сказано, что он: “не уважал матери, потому что без чьего-либо дозволения произвел детей и внуков, а также ангелов, архангелов, силы, власти и господства.”
В “Медном Всаднике” олицетворением злого демиурга выступает активная градостроительная деятельность царя Петра, который творит мир – Петербург вопреки другой силе – природе, как Высшему принципу:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия,
Да умирится же с тобой
И побежденная стихия-
В поэме А.С. Пушкина акт созидания подчеркивается самим повествованием, изображением пространства до творения ? как хаотического:
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
? после которого мир предстоит уже упорядоченным, в виде сужающейся окружности, с устремлением движения вверх:
Громады стройные теснятся
Дворцов и башен-
В самом центре венчает композицию, как доминирующий образ, кумир на бронзовом коне, играющий в данном случае роль демиурга.
Таким образом, первоначальной тьме и хаотичности противопоставлен свет, стройность, отвечающая завершению творения.
То, что город основан “под морем”, “... над бездной” выводит сам акт творения, процесс происхождения мира за рамки земного пространства, во вне, охватывая не только Россию, но и все мироздание.
Рассуждая таким образом, можно сделать вывод, что картина сотворения мира, представленная в поэме А.С.Пушкина, содержит в себе элементы древнего гностицизма, и является вариантом гностического мифа о творении, неотъемлемой составляющей которого становится особое творящее начало, производимое в некоторых гностических школах для устранения соприкосновения между Высшим Богом и низшим материальным миром.
Тема заброшенности, одиночества, противопоставленности миру, свойственная гностическому мировосприятию (недосягаемость, невозможность познать величие запредельного Отца, покинутость в этом злом, чуждом материальном мире, который является всего лишь несовершенным плодом усилий творящего начала – демиурга), фигурирует и в поэме “Медный всадник”, где “юный град” представлен как “один во всей Вселенной”.
О вне мирности, вне материальности, соотнесенности с космическим масштабом процесса творения свидетельствуют и средства, выбранные поэтом для изображения реальности: “золотые небеса”, “блеск безлунный”, ? как будто перед нами выстраивается ряд декораций, а “девичьи лица ярче роз” ? напоминают нам кукольные, марионеточные.
Таким образом, действительность выглядит не реальной, но бутафорской, а действие ? театральным спектаклем.
А.С. Пушкин рисует перед нами картину Петербурга, не описывая, а называя, и не сами события или явления, а лишь их легкие, мерцающие отражения в нашем сознании. Так, вместо бала до нас доносится “блеск, и шум, и говор”, а от пирушки:
Шипенье пенистых бокалов
И пунша пламень голубой.
Перед читателем возникает вереница образов и создается не действительность, а впечатление от нее, которого и добивается А.С. Пушкин.
Среди этой призрачной картины самым ощутимым и живым становится автор, поэт, выстраивающий новую, театральную, эстетическую реальность, разыгрывая на сцене драматическое действо - гностический миф сотворения мира.
Эта кукольная, марионеточная, призрачная действительность невольно наводит нас на сравнение повествования с одной из особенностей гностического мифа, согласно которой все подчинено неизбежной силе судьбы, необходимости, властвующей над всем сущим и над сотворенным миром: “Все сотворено Природой и Судьбой, и нет места, на которое бы не распространялась власть Провидения. Провидение есть совершенный сам в себе замысел (логос) Бога, царящего на небесах. Этот замысел имеет две естественные Силы: Судьбу и Необходимость. Судьба есть орудие Провидения и Необходимости- ее орудие суть звезды. Ничто не может ни избежать Судьбы, ни уберечься от неумолимого воздействия звезд. Звезды суть орудие Судьбы и, согласно ее распоряжениям, они приводят к цели все в Природе и в человеке” , - так звучит отрывок из герметического трактата “Гермес к Аммону”, из которого следует, что гностической религии свойственно представление о “злой, "астрологической" необходимости мира”.
Вера в существование властвующего над природой принципа Необходимости и царящей над всем сущим Судьбы, является следствием, в свою очередь, такой характерной для гностицизма черты, как миф о захвате, порабощении, заключении частицы света ? человеческой души или одного из эонов ? в плен материи, как результат отпадения от Высшего Начала, Отца, нисхождения в другие сферы пространства или сотворения человека: " ... они (архонты и семь властей) слепили еще одно творение, ? переводит "Апокриф Иоанна" исследователь Е.В.Афонасин, ? на сей раз из "праха", воды, огня и пневмы, то есть из материи, тьмы, страсти и противоположного духа. И это были оковы, гробница тела, в которую они одели человека, его телесные оковы. Таково было его первое падение и лишение."
В трактате "О душе" Тертуллиана приводится учение Апеллеса, утверждающего, что "души были выманены огненным ангелом, богом Израиля, из их занебесных обителей с помощью земной пищи, а затем привязаны к грешной плоти."
Отголоском этих представлений в поэме "Медный Всадник" стал мотив закрепощения водной стихии ? Невы, возведением каменной набережной и мостов:
В гранит оделася Нева-
Мосты повисли над водами-
Темнозелеными садами
Ее покрылись острова.
Подчеркнутое изображение выстроенного города выглядит упорядоченным, строгим:
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державной теченье,
Береговой ее гранит,
? в противовес существовавшей изначально хаотичности усиливает сходство стесненной гранитом Невы и гностической души, плененной оковами плоти:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия,
Да умирится же с тобой
И побежденная стихия-
Вражду и плен старинный свой
Пусть волны финские забудут
И тщетной злобою не будут
Тревожить вечный сон Петра!
Удивительно тонкое и образное сравнение реки со страдающим от болезни человеком:
Плеская шумною волной
В края своей ограды стройной,
Нева металась как больной
В своей постели беспокойной,
? выражает тоску души, томление по покинутому горнему миру, страстное желание воссоединится с ним, и ощущение гнетущей тяжести оков плоти: "Но сила, ? излагает учение офитов Св.Ириней Лионский, ? которая перелилась из Жены ... спустилась от отцов своих- ... ее называют левой, Пруникос, Премудростью, и муже-женской. И она по простоте своей спустилась в воды, бывшие еще неподвижными, привела их в движение, смело опустившись до последних глубин, и получила от них тело. Ибо, по словам их, все устремилось к орошению ее света, пристало к нему и окружило, и если бы его не имела, быть может она вполне была бы поглощена и потоплена материей. Будучи связана материальным телом и весьма им обременена, она пришла, наконец, в себя и попыталась убежать от вод и вознестись к матери, но была не в силах по причине тяжести окружающего ее тела."
Отчужденность, заброшенность в дольнем мире частицы света или души, тоскующей по своей родине ? высшему, небесному миру, усиливается в поэме "Медный Всадник" разлукой Евгения и Параши, преградой для встречи которых становится разбушевавшаяся стихия:
Он также думал, что погода
Не унималась- что река
Все прибывала- что едва ли
С Невы мостов уже не сняли
И что с Парашей будет от
Дни на два, на три разлучен.
Страдания и страстное стремление души или Софии воссоединиться с Высшим, породившим ее Началом приведены в книге "Опровержение всех ересей" Ипполита: " ... София, оставшаяся за пределами Плеромы, начала искать Христа и Святой Дух, ее оформившие, и впала в великий страх, поскольку она потеряла того, кто дал ей форму и поддержку. Она впала в великую печаль, пытаясь понять, кто есть тот, кто оформил ее, кто таков Святой Дух, куда они ушли, что помешало им остаться с нею...? И она начала рыдать и призывать к себе того, кто покинул ее."
Эти переживания, как ощущение богооставленности, покинутости и страстный порыв вернуться к своему Отцу, для восстановления первоначального единства, изображены в "Медном Всаднике" А.С.Пушкиным в стремлении к морю бурных невских волн:
Нева всю ночь
Рвалася к морю против бури,
Не одолев их буйной дури...
И спорить стало ей невмочь...
Преградой на пути к соединению с морем выступает для Невы буря, ветер, ненастье:
Но силой ветров от залива
Перегражденная Нева
Обратно шла, гневна, бурлива,
И затопляла острова,
? для Софии преградой к возвращению в Огдоаду (восьмое небо, на которое она вознеслась после оформления "совокупным плодом Плеромы") стал Эон или Крест, возведенный Отцом: "Желая полностью скрыть бесформенный выкидыш (то есть плод Софии ? аморфную и неоформленую сущность, произведенную без участия мужского начала) от остальных Эонов, Отец произвел еще один Эон, Крест, такой же великий, как сам необъятный и совершенный Отец, призванный охранять и защищать остальные Эоны. Он является Пределом полноты, поскольку отделяет ее от внешней неполноты."
Евгению, единственному живому человеку в этой демонической реальности, созданной повествованием А.С. Пушкина, передается чувство одиночества, экзистенциальной заброшенности в этом чуждом, злом материальном мире.
Герой теряет смысл своего существования (ветхий домик, в котором жила Параша ? его мечта, смыт наводнением), жизнь становится лишенной всякой ценности, Евгений теряет связь с миром:
И так он свой несчастный век
Влачил, ни зверь, ни человек,
Ни то, ни се, ни житель света,
Ни призрак мертвый...
От пережитых потрясений Евгений сходит с ума, в развитии поэмы наступает кульминационный момент ? герой бунтует против воли демиурга-Петра, выбравшего для возведения города гиблое место, а в лице самодержца ? против силы Судьбы и неумолимой Необходимости, которая правит миром. В результате бунта Евгений впадает в безумие и наделяется даром провидца ? в нем сочетаются две противоположности, не сводимые воедино, как стихия и порядок, стройность и хаос, сознание и действие бессознательного, представляющие в целом дуализм, как черту Пушкинского мира, пространство которого сопрягает сакральное и инфернальное начала.
Евгению–пророку в порыве вдохновения и безумия открывается демоническая тайна Всадника, ? спасающее знание гностической религии, освобождающее душу от оков материи, дающее возможность божественной искре выйти за пределы чувственного космоса: «"Странник, ? говорит он, ? я на этой земле, ? приводит в Строматах учение Василида Климент Александрийский, ? и чужак среди вас". Странником в этом мире, согласно Василиду, избранный называет себя потому, что место ему от природы за пределами этого космоса.»
