Гэлла пишет:Уважаемый магистр, хотелось бы узнать ваше мнение по вот какому обряду.
Оберег на холодное оружие
Этот оберег родовой.
Железо отталкивает всякое тайное влияние, и если боишься злого умысла, то надо взять в руки железо. Закопав в землю ручку ножа, сабли, кинжала или другого оружия, утвердить острием вверх и, обходя по часовой стрелке, произносить:
Выкатило солнышко из-за моря Хвалынского, восходит месяц над градом каменным, а в том граде каменном породила меня матушка и, рожая, приговаривала: будь ты, мое дитятко, цел - невредим от стрел и мечей, от бойцов и борцов. Опоясывала меня матушка мечом -кладенцом. Ты, мой меч -кладенец, вертись и крутись, как у мельницы жернова вертятся, ты круши и кроши всяку сталь и укладь, и железо, и медь- пробивай, порубай всяко мясо и кость- а вражьи удары чтобы прядали от тебя, как камни от воды, и чтобы не было тебе от них ни царапины, ни зазубрины. Заговариваю раба (имя), опоясываю мечом- кладенцом. Чур, слову конец, моему делу венец
А К ТОЛСТОЙ " КНЯЗЬ СЕРЕБРЯНЫЙ " :
...Вяземский задумался.
— Старик! — сказал он вдруг, — умеешь ты сабли заговаривать?
— Как не уметь, умею. Да тебе на что, батюшка? Чтобы рубила сабля али чтоб тупилась от удара?
— Вестимо, чтобы рубила, леший!
— А то, бывают, заговаривают вражьи сабли, чтобы тупились али ломались о бронь…
— Мне не вражью саблю заговаривать, а свою. Я буду биться на поле, так надо мне во что бы ни стало супротивника убить, слышишь?
— Слышу, батюшка, слышу! Как не слышать! — И старик начал про себя думать: «С кем же это он будет биться? Кто его враги? Уж не с Басмановым ли? Навряд ли! Он сейчас о нем отзывался презрительно, а князь не такой человек, чтоб умел скрывать свои мысли. Разве с Серебряным?» Но мельник знал через Михеича, что Серебряный вкинут в тюрьму, а от посланных Вяземского, да и от некоторых товарищей Перстня слышал, что станичники освободили Никиту Романыча и увели с собой- стало быть, не с Серебряным. Остается один боярин Морозов. Он за похищение жены мог вызвать Вяземского. Правда, он больно стар, да и в судном поединке дозволяется поставить вместо себя другого бойца. «Стало быть, — расчел мельник, — князь будет биться или с Морозовым или с наймитом его». — Дозволь, батюшка, — сказал он, — воды зачерпнуть, твоего супостата посмотреть!
— Делай как знаешь, — возразил Вяземский и сел в раздумье на сваленный пень.
Мельник вынес из каморы бадью, опустил ее под самое колесо и, зачерпнув воды, поставил возле князя.
— Эх, эх, — сказал он, нагнувшись над бадьей и глядя в нее пристально, — видится мне твой супротивник, батюшка, только в толк не возьму! Больно он стар… А вот и тебя вижу, батюшка, как ты сходишься с ним…
— Что ж? — спросил Вяземский, тщетно стараясь увидеть что-нибудь в бадье.
— Ангелы стоят за старика, — продолжал мельник таинственно и как бы сам удивленный тем, что он видит, — небесные силы стоят за него- трудно будет заговорить твою саблю!
— А за меня никто не стоит? — спросил князь с невольною дрожью.
Мельник смотрел все пристальнее, глаза его сделались совершенно неподвижны- казалось, он, начав морочить Вяземского, был поражен действительным видением и ему представилось что-то страшное.
— И у твоей милости, — сказал он шепотом, — есть защитники… А вот теперь уж ничего не вижу, вода потемнела!
Он поднял голову, и Вяземский заметил, что крупный пот катился со лба его.
— Есть и у тебя защитники, батюшка, — прошептал он боязливо. — Можно будет заговорить твое оружие.
— На… — сказал князь, вынимая из ножен тяжелую саблю, — на, заговаривай!
Мельник перевел дух, разгреб руками яму и вложил в нее рукоять сабли. Затоптав землю, он утвердил лезвие острием вверх и начал ходить кругом, причитывая вполголоса:
— «Выкатило солнышко из-за моря Хвалынского, восходил месяц над градом каменным, а в том граде каменном породила меня матушка и, рожая, приговаривала: будь ты, мое дитятко, цел-невредим — от стрел и мечей, от бойцов и борцов. Опоясывала меня матушка мечом-кладенцом. Ты, мой меч-кладенец, вертись и крутись, ты вертись и крутись, как у мельницы жернова вертятся, ты круши и кроши всяку сталь и уклад, и железо, и медь- пробивай, прорубай всяко мясо и кость- а вражьи удары чтобы прядали от тебя, как камни от воды, и чтобы не было тебе от них ни царапины, ни зазубрины! Заговариваю раба Афанасья, опоясываю мечом-кладенцом. Чур, слову конец, моему делу венец!»
Он вытащил саблю и подал ее князю, отряхнув с рукояти землю и бережно обтерев ее полою.
— Возьми, батюшка, князь Афанасий Иваныч. Будет она тебе служить, лишь бы супротивник твой свою саблю в святую воду не окунул!
— А если окунет?
— Что ж делать, батюшка! Против святой воды наговорное железо не властно. Только, пожалуй, и этому пособить можно. Дам я тебе голубца болотного, ты его в мешочке на шею повесь, так у ворога своего глаза отведешь.
— Подавай голубец! — сказал Вяземский.
— Изволь, батюшка, изволь- для твоей княжеской милости и голубца не пожалею. ...